Разведён.

Я отталкиваю это слово. Осознаю, что не смогу осознать. Сегодня на меня уже слишком много свалилось.

Всё, на что у меня хватает сил, — это этот абсурд с развеиванием праха.

Когда мы добираемся до дорожки, ведущей на пляж, я сразу же сбрасываю туфли и со стоном опускаю ноги в холодный песок.

Дом оборачивается на мой звук, осматривает меня с ног до головы.

— Что не так?

Приятно осознавать, что мой стон удовольствия звучит как стон боли.

— Твоё лицо.

Бум. Попадание.

Честно говоря, я голодная и должна была быть пьяной уже несколько часов назад, так что мои шутки сейчас не в лучшей форме.

Дом раздражённо выдыхает и снова отворачивается. Как он умудряется идти по песку в лакированных туфлях и не выглядеть при этом как аист на коньках?

Чёрт бы его побрал.

Солнце уже низко, свет падает нам в спины. На Западном побережье сейчас был бы идеальный пляжный закат.

Но мне не нужен этот чёртов пейзажный идеал.

Если бы закат был живописным, здесь, наверное, собралось бы больше людей. А так нас окружают лишь рыбак неподалёку, кто-то, завернувшийся в одеяло и читающий книгу, и бегун, который пробегает мимо.

Дом уводит нас дальше, подальше от потенциальных зрителей. Остановившись, он поднимает конверт, а ветер с запахом соли пытается вырвать его из его пальцев.

— Ты готова?

Но ничто, даже лёгкий морской бриз, не могло сравниться с силой Доминика Перри.

— Открывай.

Я прижимаю Джоша к груди, вглядываясь в него сквозь стекло, стараясь представить его голос, накладывающийся на тот, что сейчас читает его последние слова.

Дорогие Мэдди и Дом,

Добро пожаловать в Делавэр!

Дом ужасно читает восклицательные знаки, но я уверена, что они там есть. Джош всегда старался наполнять свои сообщения энергией.

Так близко, но я так и не перешагнул границу этого штата. Спасибо вам обоим, что привезли меня сюда.

Я люблю океан. То, как вода тянется и тянется, кажется бесконечной. Каждый берег, на котором я побывал, напоминал мне, насколько я мал в этом мире. Но также о том, насколько мне повезло видеть то, что всегда вызывает восхищение.

Простите, если я слишком сентиментален, но, думаю, эти письма — лучшее место, чтобы позволить себе немного слащавости.

Я хочу, чтобы вы сводили меня поплавать. Да, я знаю, что вы оба предпочитаете бассейны, но я хочу, чтобы вы шагнули в дикую воду. Позвольте волнам тянуть вас. Пусть они унесут часть моего праха.

А потом, когда меня уже не будет, найдите ближайший бар, где есть хоть что-то из разливного пива, и поднимите тост. За меня, конечно!

Сделайте фото и попробуйте улыбнуться ради меня.

С любовью,

Джош

Дом медленно складывает письмо, возвращает его в конверт и бережно прячет в лацкан своего пиджака. Всё это время он смотрит на воду.

Я опускаю взгляд на свой наряд.

Под шерстяным бушлатом у меня всё ещё то же самое неудачно сидящее чёрное платье и адские колготки, на которых, как я только что заметила, ещё и дырка на пальце.

Я хочу избавиться от этого. Даже в холодном зимнем воздухе мне хочется снять с себя всё это, бросить в океан и никогда больше не видеть.

Но вся моя одежда осталась в отеле в Пенсильвании, а ехать несколько часов обратно в одном только зелёном комплекте нижнего белья — не самая гениальная идея. По крайней мере, потому что между мной и отелем есть минимум два пункта оплаты проезда, где я, мягко говоря, устрою шоу. Но я могу избавиться от этого траурного костюма хотя бы на мгновение. Сбросить с себя зудящее, жёсткое напоминание о похоронах.

— Ладно, Джош. Пора купаться.

Я ставлю контейнер с его прахом рядом с туфлями, сбрасываю пиджак и тянусь к подолу платья.

— Что ты делаешь? — Дом наблюдает за мной, но я игнорирую тяжесть его взгляда, стягивая платье одним резким движением.

— Веду себя, как хорошая сестра, очевидно.

Я сдёргиваю колготки, и зимний ветер тут же вонзается в кожу ледяными иглами, покрывая её мурашками. Воздух ещё не такой холодный, чтобы замерзнуть, но комфортом тут и не пахнет.

— В письме не было сказано раздеваться догола, — в голосе Дома звучит напряжение. Злость? Раздражение?