Машу бармену, пока тот не убирает телефон в карман и не замечает, как я указываю на свой пустой бокал и поднимаю два пальца. Только убедившись, что ещё джина уже на подходе, я возвращаюсь к Дому и его признанию.

— Ты хочешь сказать, что не было никакого предательства? Вы просто решили: «Эх, не работает больше»? — Я тщательно контролирую тон, не позволяя себе заранее вложить в него никакую эмоцию. Прежде чем разберусь, что вообще чувствую.

— Что-то вроде. — Дом лениво пожимает одним массивным плечом, а затем подносит бокал к губам и делает долгий глоток.

Такой невозмутимый. Так легко отмахивается от многолетних отношений. От отношений, которые когда-то в девятнадцать лет меня просто раздавили. Оставили во мне ту тень самоненависти, которая до сих пор где-то во мне шевелится.

— Конец эпохи, — бормочу я, совсем не ощущая никакой грусти.

Как я могу её чувствовать, если самым большим пятном этой эпохи была я?

Одна-единственная ночь, когда Доминик Перри был то ли настолько благодарен, то ли настолько жалел меня — маленькую, отчаявшуюся Мэдди Сандерсон — что подарил мне первый в жизни оргазм.

Вселенский, чёртов, оргазм.

Сексуальный опыт, который перевернул мой мир, но, судя по всему, был настолько неприятным для Дома, что на следующий же день он решил сделать предложение другой женщине.

Высшая степень жалости — пожалеть настолько, что аж переспать с тобой.

Неужели я была так ужасна, что он загнал себя в безлюбый брак?

Бармен ставит передо мной два новых джин-тоника, и я тут же залпом выпиваю первый, затем тянусь ко второму.

Дом лишь допивает остатки своего пива.

Я ожидаю, что он отодвинет бокал, который я ему подкинула, и закажет воду. Именно так поступил бы ответственный человек, зная, что нам ещё ехать несколько часов обратно в Пенсильванию.

Вместо этого Дом поднимает пиво, к которому я едва прикоснулась, и делает большой глоток.

Злая искра в груди заставляет меня снова поднять руку.

Похоже, сегодня вечером я напиваюсь с Домиником Перри.

Мы были слишком пьяны, чтобы сесть за руль. Бармену, похоже, абсолютно всё равно, что он нас пересаживает, а я слишком рассчитывала на то, что мистер Ответственный Засранец в какой-то момент остановит меня. Я была уверена, что Дом откажется хотя бы от первого шота, который я ему заказала.

А если не от первого, то уж точно от второго.

Ну, а третий он точно пить не станет…

Единственное, что останавливает бесконечный поток пива, джина и текилы — закрытие бара.

Мы шатаясь добираемся до мотеля, который явно рассчитан на летних пляжников, а не на гостей зимних похорон. Всё здесь выкрашено в аквамариновый цвет, усеяно ракушками и увешано рыбацкими сетями.

На секунду мой пропитанный алкоголем мозг паникует при мысли о том, что мне придётся делить номер с Домом. Но тут он просит у администратора два ключа, и до меня доходит, что это не придорожный трактир из какого-нибудь исторического любовного романа — конечно, здесь есть несколько свободных номеров.

Когда молодой парень за стойкой, протягивая нам ключи, переводит на нас взгляд с лёгким недоумением, я понимаю, что он думает.

Почему эти двое в хлам пьяных людей берут отдельные номера, если явно собираются переспать?

Во мне слишком много джина, чтобы позволить ему продолжать заблуждаться.

Опираясь локтем на стойку, я наклоняюсь ближе и готовлюсь взорвать ему мозг.

— Он в разводе, — тыкаю пальцем в Дома. — Я свободна. — Указываю на себя. — Но мы не будем спать вместе и заниматься сексом. Потому что я его ненавижу. И его лицо. И его боксёры с ананасами. Боксёры, между прочим, которые ему подарил мой брат. Но, типа, совершенно без задней мысли. Наверное. Охренеть. — Я хлопаю ладонью по широкой груди Дома. — Ты переспал с Джошем?

Дом накрывает мою руку своей, сжимает, удерживая её, и устало закатывает глаза к потолку.

— Нет, Мэдди. Джош и я никогда не спали вместе. Мы были просто друзьями.

Звучит он слишком трезво для человека, который влил в себя четыре пива, три шота и не съел ни крошки.

— Ну и отлично. Только одно пятно Сандерсон на твоем имени. — Я выдёргиваю руку из его хватки — это оказывается сложнее, чем я рассчитывала, — и хватаю карточку от номера.

— Мэдди. — Голос у него сердитый. Наверное, злится, что я выворачиваю его грязное бельё — его единственную ошибку — перед случайным мотельным работником.

— Доминик, — передразниваю я, передразниваю, и выхожу из офиса. Или, точнее, пытаюсь гордо выйти, но земля уходит у меня из-под ног, так что получается больше неуверенная походка с периодическими танцевальными элементами — чтобы никто не понял, насколько я пьяна.

Снаружи влажный солёный ветер пробирается сквозь промокшее платье, и я мечтаю о том, чтобы снять с себя всю одежду и встать под горячий душ хотя бы на час.

— Ты прошла мимо своего номера. — Грубый голос заставляет меня обернуться, и я вижу Дома, который стоит чуть позади и рассматривает автомат с едой.