Мэдди Сандерсон и ее хрупкие легкие не подходили для жизни на свежем воздухе. Тогда. Да и сейчас тоже.

Адам не ответил, только нахмурился и пожал худыми плечами, уставившись в бетон под ногами.

В тот момент я поняла, что пора засунуть свое нытье куда подальше и вести себя ответственно. Если бы Адам в последний момент отказался ехать в лагерь, это стало бы дополнительным стрессом для семьи Перри, а моя цель всегда была в том, чтобы облегчить им жизнь.

— Эй, — я вытянула ногу и ткнула его пальцем ноги. — Ты же знаешь, что я не могу участвовать в лагерных активностях, да? Из-за астмы.

Он едва заметно кивнул, с его мокрых волос капли хлорированной воды падали на мое полотенце.

— Ну, — продолжила я, переходя на заискивающий тон, — я с нетерпением жду твоих рассказов об этом лагере.

Адам поднял на меня свои огромные карие глаза, окруженные темными ресницами, которыми отличались все Перри. В тот момент он напоминал щенка — трогательного, восторженного.

— Правда?

— Правда, — я снова ткнула его пальцем ноги, на этот раз вызвав неуверенную улыбку. — Я собираюсь жить через тебя, Адам Перри. Так что отправляйся в лагерь, попадай в приключения, а потом возвращайся и рассказывай мне обо всем.

Его улыбка, медленно расползающаяся по лицу, была чем-то прекрасным.

— Ладно. Так и сделаю.

А потом он вскочил на ноги, наклонился ко мне и встряхнул головой, обдав меня брызгами воды, как мокрая собака. Я взвизгнула, запустила в него бутылку с солнцезащитным кремом, а он только рассмеялся — смех у него был почти такой же глубокий, как у его старшего брата. Потом он убежал обратно к друзьям, хорошее настроение к нему вернулось.

Картер наблюдал за нами с другого конца бассейна, с легкой грустью в улыбке. Этого было достаточно, чтобы понять, что он чувствует.

Я опустила очки на нос, чтобы тихий братец мог увидеть, как я закатываю глаза. Он усмехнулся и отвернулся обратно к своей компании.

На следующий день я поехала вместе с Домом и миссис Перри, которая, наконец, могла ходить без посторонней помощи, чтобы отвезти близнецов к автобусу, который увозил их в лагерь. Мальчишки попрощались с мамой и братом, а потом по очереди обняли меня. Их волосы все еще пахли хлоркой, а когда они прижались ко мне, я с шоком поняла, что за это лето они оба вытянулись до моего роста.

Но это не помешало мне продолжить опекать их — я запихнула в их дорожные сумки дополнительные бутылки с солнцезащитным кремом, пока они изображали мучеников. Но они не знали, каково это, когда бабушка запирает тебя на улице в самый солнцепек, и ты так обгораешь, что потом несколько недель с твоих плеч сочится сукровица.

Нет, у них были люди, которые их любили.

И я была одним из этих людей.

Это был последний раз, когда я их видела. До похорон Джоша.

Когда мы отправили близнецов в лагерь, мне больше незачем было ходить к бассейну. Я думала, что остаток лета проведу в библиотеке, как и планировала в начале. Но когда мы вернулись на подъездную дорожку Перри, Дом пригласил меня внутрь.

Эмилия обняла меня, а потом исчезла в кабинете, который использовала летом, чтобы следить за работой — даже авария не смогла удержать ее от карьеры надолго.

Я все еще находилась в каком-то печальном оцепенении из-за отсутствия близнецов и не сразу заметила, что Дом завел меня на заднее крыльцо с застекленной верандой. Я всегда обожала это место — с мягкими креслами, скрытыми от прямых солнечных лучей, и лениво вращающимися потолочными вентиляторами, создающими прохладу.

— Наверное, рада, что у тебя появилось больше свободного времени, — сказал Дом, глядя в окно на задний двор, руки глубоко засунуты в карманы.

Я попыталась улыбнуться, но получилось скорее болезненное выражение.

— Я — злобный гений, который только что потерял двух первоклассных приспешников. «Рада» — не то слово.

Его непроницаемая маска дала трещину — уголок губ дернулся вверх.

— Значит, это ты испортила моих братьев.

— Конечно, — ухмыльнулась я. — Они были ангелочками до встречи со мной.

Дом хмыкнул, и мне пришлось сжать губы, чтобы не улыбнуться еще шире.

Раньше мне было сложно находить слова рядом с Домом. Он был пугающей, мрачной силой, и я так сильно хотела, чтобы он меня любил, но понятия не имела, как этого добиться. Я решила, что лучшее, что могу сделать, — это не досаждать ему разговорами и оставаться просто младшей сестрой его лучшего друга. Может быть, тогда какая-то часть его любви к Джошу достанется и мне.

Но стоя с ним на этом крыльце, я вдруг осознала, что что-то изменилось.

Что-то в нас.

Возможно, это была зрелость, которую я обрела, уехав в колледж. Возможно, то, что этим летом я помогала его семье, а не просто принимала их заботу.

А может, это были нелепые истории, которые Адам рассказывал о Доме, когда у него было игривое настроение.

Какова бы ни была причина, я больше не видела в Доме недосягаемого бога.

Конечно, я все еще безумно влюблена в него и хотела, чтобы он меня любил. Но желание преклоняться перед ним ушло.