— И ты пытаешься быть этим человеком для Адама и Картера?

— Когда они позволяют.

Не в первый раз я думаю об их семейной динамике. Родители Перри всегда были жизнерадостными, лёгкими на подъём, всегда готовы поддержать и подбодрить. Они были добрыми и любящими.

Но мистер Перри проводил огромное количество времени в больнице, а благотворительная организация Эмилии отнимала куда больше сорока часов в неделю. Дом был тем, кто нёс ответственность за младших, беря на себя роль родителя.

— Они на тебя равняются, — говорю я.

Дом фыркает с тихим смешком.

— Может быть. Это не значит, что они меня слушаются.

— Конечно, слушаются. — Я продолжаю, даже когда он бросает на меня скептический взгляд. — Ладно, может, не на сто процентов. Но тебя они слушают больше, чем кого-либо ещё.

— Не больше, чем тебя.

Я открываю рот, собираясь возразить, но вместо этого вырывается лишь:

— Что?

Дом не отрывает взгляда от заснеженной дороги.

— Ты для них авторитет. Ты — укротитель близнецов Перри. — Его губы трогает лёгкая ухмылка, но тут же исчезает, когда пальцы сильнее сжимают руль. — Случившееся тогда… У меня не было шанса тебя поблагодарить. За всё, что ты для нас сделала. Тем летом.

То лето.

Лето после моего первого года в колледже, когда я впервые за месяцы увидела Дома. Он всегда был ответственным, но в те первые дни казалось, что он вот-вот взорвётся от подавленного беспокойства.

Авария его матери почти уничтожила его.

Я всегда думала об этом как о лете, когда Дом от меня отказался. Но это было и лето, когда чей-то запрещённый левый поворот врезался в бок Приус миссис Перри, отправив её в больницу. Ту самую, где работал её муж.

Каково это было для Натаниэля — узнать, что его жена внизу, в отделении неотложной помощи, изломанная, избитая, истекающая кровью?

Я никогда не говорила об этом с его отцом — мы не были настолько близки. Но знаю, что он, возможно, впервые в жизни взял отпуск. Эмилия неделями оставалась прикованной к постели, нуждаясь в помощи во всём. Потом — реабилитация. Дом должен был начать стажировку на полный день, но Джош говорил, что мистер Перри хотел, чтобы он отказался от неё и заботился о братьях, пока он сам снова выйдет на работу.

Да, я помогала, но, если честно, это было эгоистично. Я хотела сбежать от бабушки и проводить больше времени с Перри. Хотела, насколько возможно, притворяться, что их семья — моя.

— Всё лето я провела у бассейна, — пожимаю плечами. — Никаких мучений.

— Просто твое присутствие облегчало всё, — говорит он, постукивая пальцами по рулю в каком-то случайном ритме. — Адам был по уши влюблён в тебя.

Я фыркаю.

— Тебе нравилось, что твой младший брат на меня пускал слюни? На похоронах ты не выглядел таким довольным.

Дом смотрит вперёд, но я замечаю, как уголок его губ едва заметно дёргается, будто он сдерживает улыбку.

— Знаешь… — начинаю я задумчиво. — Может, мне стоило отправиться в это путешествие с Адамом. Раз уж я так повлияла на его жизнь.

— Не выйдет, — бурчит Дом без особого убеждения. Он протягивает руку и накрывает мою ладонь своей, сплетая наши пальцы.

Я застываю, переваривая это неожиданно непринуждённое прикосновение.

Друзья так делают? Держатся за руки?

Даже если да, вряд ли тепло его ладони должно вызывать у меня такой странный, тянущий трепет.

Но мне удаётся дышать ровно. Без запинок и резких вдохов, которые могли бы его насторожить.

Он и на экскурсии к светлячкам пытался взять меня за руку. Может, у Дома просто привычка хвататься за вещи.

— Вернёмся к теме, почему, по-твоему, влюблённость Адама была полезной, — продолжаю я, откладывая размышления о дружеских прикосновениях на потом.

Дом тяжело вздыхает, но сдаётся.

— Он делал всё, что ты говорила. Если мама, папа или я просили его вынести мусор, это были пятнадцать минут нытья и в итоге кое-как сделанная работа. — Его взгляд скользит по мне, прежде чем снова вернуться на дорогу. — Но стоило тебе сказать: «Адам, хватит лениться, вынеси мусор» он тут же несся исполнять приказ. Всё в рекордные сроки, без возражений. И сразу возвращался, спрашивая, что ещё можно сделать.

Теперь, когда он это озвучил, я вспоминаю, как Эмилия и Дом часто просили меня передавать Адаму простые просьбы. Тогда мне было всё равно, чем помочь. Даже если просто быть курьером. Но, похоже, я невольно стала буфером между ним и подростковым бунтом. Мысль об этом вызывает у меня новый приступ сдерживаемого смеха.

— Ты знала, что у Картера дислексия?

Эта неожиданная фраза выбивает меня из шутливого настроя.

— Я… Нет. Не знала.

Ещё одна деталь, которую я бы заметила, если бы не исчезла из их жизни.