Я одергиваю ладони, но все равно не успеваю отступить, потому что мистер Грей успевает перехватить меня за подбородок и легко вздергивает мое лицо вверх. Нет, его определенно не интересует ни мой цвет взгляд, ни моя «неземная красота» — он разглядывает меня скорее с интересом придирчивого ювелира, которому принесли на оценку сомнительный камень. Проворачивает голову сначала вправо, потом влево, потом задирает еще выше, так, что я морщусь от легкой судороги у основания черепа.

Не понимаю, почему позволяю ему это делать.

В моем арсенале есть минимум три приема самообороны, один из которых как раз подходит к текущей ситуации. Но я молча втягиваю губы в рот и жду… чего?

«Если бы ты хотела позвать на помощь — ты бы закричала, — философствует мое едкое нутро, — если бы он хотел сделать тебе больно — он сделал бы».

И еще одно, что нельзя сбрасывать со счетов — он упомянул Пашу, единственного человека во всей этой клоаке, которому я могу доверять. Но все-таки, чтобы расставить границы и не позволять этом умницу думать, что он контролирует ситуацию, тихо, нарочито твердо проговаривая слова, предупреждаю:

— Если на счет три вы, мистер Грей, не уберете от меня свои грабли, я сделаю вам больно.

А вот теперь он, кажется, заинтересовался содержимым моих глаз. Нарочно сильнее сжимает пальцы на подбородке (это почти больно, но еще терпимо), нависает надо мной как призрак из готической рок-оперы и медленно, почти нараспев:

— This lust, this vampyric addiction, to her alone in full submission… my Nymphetamine… (Это вожделение, это вампирское пристрастие к ней одной в полном подчинении… мой Нимфетамин)

У него такой голос, что я чувствую себя сильно поспешившей насчет выводов, что моей голове и белью совершенно ничего не угрожает. Я всегда была аудиофилом, у меня даже плеер и наушники к нему — из дорого магазина для маньяков музыки. Но голос у этого человека…

Он плотоядно усмехается, когда мы одновременно скашивает взгляд на мои вставшие дыбом волосы на руках.

— Ты не забыла считалочку, Рапунцель? — подзуживает Грей, но стоит мне попытаться вырваться — и он моментально разжимает пальцы. — Мы точно раньше не встречались?

— Поверьте, я бы запомнила, — потираю подбородок, но ощущение такое, что я еще долго буду носить на этом месте отпечатки его пальцев. Но это даже к лучшему, что теперь на моем теле есть место, надавив на которое я получаю отрезвляющий укол боли. — Вас Паша прислал? Где он? Что просил передать?

Если бы Паша был здесь, то, очевидно, уже давным-давно бы слез в окно следом.

— Просил передать, что получил за информацию о твоем бедственном положение очень «жирную» сумму на счет, — безразлично пожимает плечами «гость» и еще раз осматривает комнату. Ненадолго фиксирует взгляд на обломках мебели, потом — на перевернутом стуле, одна ножка которого валяется вообще у противоположной стены.

— Что? О чем вы?

— Ты с Шубой уже познакомилась?

От упоминания о ледяных руках Шубинского снова тянет блевать, даже если в желудке уже абсолютно пусто.

— Вижу, что познакомилась. Я так понимаю, и условия сделки вы уже тоже обсудили?

— Он хочет, чтобы вышла за него замуж, — говорю на автомате, но быстро спохватываюсь. — Вы ведь лезли ко мне в окно не для того, чтобы…

Мистер Грей медленно и выразительно прикладывает палец к губам, и я почти на уровне инстинктов чувствую, что нужно молчать.

У этого типа просто какая-то супер-способность — заставлять людей делать так, как ему нужно, прилагая к этому минимум усилий.

— Ты отказал старому гандону и поэтому сидишь сейчас здесь, под замком.

— Поразительная проницательность. Кто вы, черт подери такой?! — последнее произношу громким возмущенным шепотом. Ну и что, что звучит смешно — но хотя бы приносит какое-то моральное облегчение.

— Ну, если не вдаваться в детали, то я — альтернатива. — С этими словами он прикладывает руку к груди и демонстративно откланивается в пояс, а когда распрямляется, на его губах играет уже знакомая мне самодовольная ухмылка. — Ну согласись, Нимфетамин, очень даже пиздатая альтернатива.

Если бы мое положение не было настолько абсолютно и плачевно безвыходным, я бы впервые в жизни сделала исключение в своем правиле не использовать матные слова, и рассказала бы все, что я думаю обо всяких альтернативах и придурках, которые их предлагают.

Меня тяжело назвать человеком, нашпигованным принципами, как жопа ежика.

Точнее сказать — в этом мире крайне мало вещей, которые я не стал бы делать никогда, ни под каким соусом и ни за какие деньги. И одна из этих вещей — ёбаное рукоприкладство в адрес женщины. Моя туша существует в той реальности, где бить женщин могут либо другие бабы (но это на хуй полностью отбитое зрелище для старых импотентов), либо бесполые существа, из-за странной генетической аномалии наделенные от рождения членом и яйцами. Что вообще никак не делает их мужиками. И бабами, кстати тоже.