Шрифт:
— Точно? — он прищуривается, выразительно кладет руки на пояс джинсов и надавливает большими пальцами вниз.
И вот тут я совершаю свою самую большую ошибку — зажмуриваюсь.
Потому что, ладно, вот так, прямо перед собой, мужика со спущенными штанами я еще не видела.
За секунду, пока мое воображение успевает нарисовать самый поганый сценарий, в котором мой «не_бескорыстный спаситель» превращается в маньяка-насильника, я успеваю высыпать на свою голову тонну пепла за то, что не позвала на помощь пока у меня была такая возможность. Но потом слышу его едкий смех и снова посыпаю голову пеплом, на этот раз из-за преждевременной паники.
— Да ладно, не ссы, — голосом старшего братца говорит мистер Грей, — членом перед целкой-невидимкой я размахивать не собираюсь. Хотя… если у тебя тут припрятана бутылка хорошего крепкого бухла, то можно не спешить вычеркивать стриптиз из наших планов на вечер.
— Ваши голые телеса интересуют меня примерно так же, как и аналогичные попытки Шубинского. — Немного осмелев, открываю глаза и выдыхаю, потому что штаны этого типа на месте, хотя все-еще слишком ненадежно болтаются над самым, прости господи, драгоценным.
— А вот об этом, Нимфетамин, мы поговорим, когда выберемся из этого клоповника.
Глядя на его змеиный прищур, так и подмывает сказать, что обсуждение его члена меня не интересует ни в какой обстановке, но вовремя закрываю рот на замок.
— Ну ладно, давай что ли наведем шороху в этом клоповнике.
Наведем… что?
Я поздно соображаю, что на этот раз он разворачивает в противоположную от окна сторону и недвусмысленно, широкой походкой идет до двери. Он что, собирается вот так взять — и выйти? Может еще и постучит?
К моему удивлению, он реально стучит в дверь, но не рукой, а носком тяжелого ботинка, из-за чего звук получается такой, будто кто-то пинает пустую бочку. Примерно на третьем или четвертом ударе мое внутреннее состояние достигает отметки «была не была» и я успокаиваю себя только тем, что как бы не закончилась эта история, мне нужно постараться сохранить в ней руки и ноги, чтобы хотя бы в каком-то виде попытаться «продать» себя Шубинскому. Ради Марины я готова сделать все, что угодно.
— Если бы мои охранники так тормозили, — мистер Грей недовольно закатывает глаза и еще раз хорошенько прикладывается ногой к двери, — я бы выгнал их пинками под зад и затребовал бы возмещение морального ущерба. Это же просто пиздец — так наплевательски относиться к своему единственному активу.
Дверь распахивается.
Я даже толком испугаться не успеваю, потому что здоровенная фигура в черном, которая появляется в дверном проеме и на секунду застывает, видимо, не ожидав увидеть там незнакомое лицо, вдруг резко запрокидывает голову назад.
Раздается противный хруст сломанных костей.
Здоровенная темная туша шатается и на этот раз я все-таки успеваю заметить еще одно неуловимое змеиное движение руки Влада вперед. Еще один глухой хлесткий звук, но на этот раз охранник просто вскидывает руки в отчаянной попытке сохранить равновесие, шатается — и падает ровно на спину.
Что. Это. Было?
Влад спокойно стряхивает кровь с кулака, идет к выходу, переступает через лежащее и совершенно не подающее признаков жизни тело. Когда на секунду над ним наклоняется, я думаю, что в нем все-таки остались зачатки сострадания и он хочет проверить, не вышиб ли случайно дух из этого тела. Но нет, мистер Грей просто совершенно обыденным «тоном» вытирает окровавленные пальцы кончиком галстука, и снова распрямляется, так ни разу и не глянув на охранника и даже не думая проверить его пульс. Он ведет себя так, словно заниматься чем-то подобным — его повседневная работа, а мой несчастный мозг все случившееся сегодня будет пытаться осознать еще минимум неделю! Если, конечно, мы выберемся живыми.
Хотя, если быть откровенной, эти его странные приемы внушают некоторый оптимизм.
— Рапунцель, да не трясись, — посмеивается Влад, стоя над телом и протягиваю мне руку. — Давай, шевели булками. Я есть хочу — пиздец.
Ну да. Самая подходящая ситуация, чтобы вдруг проголодаться.
Я, почему-то на цыпочках, подхожу к валяющемуся на полу охраннику. Отсюда хорошо видно кровавое месиво в том месте, где у него должен быть нос. Обычно меня буквально наизнанку выкручивает от вида крови, но сейчас я испытываю от этого вида почти садистское удовольствие, потому что узнаю в этой наглой роже того, Правого, который по приказу отчима, выкручивал мне руки. Живой, судя по хрипу — хорошо, значит, тюремный срок нам не грозит.
— Собираешься вытереть ему сопли? — едко интересуется Влад, когда я перевожу на него взгляд. Только сейчас соображаю, что все это время он внимательно следил за каждым моим движением, как будто уже даже готовил план на случай, если я вдруг брошусь оказывать этому ублюдку первую помощь.
— Он это заслужил, — пожимаю плечами, не испытывая ровно никакого сочувствия. — Мы все в этой жизни делаем свой выбор и принимаем его последствия. Он выбрал работать на человека без чести и совести, и выполнял его грязные приказы. Ну, я бы сказала, вполне закономерный итог.