Я не стал беспокоиться об одежде и одеяле, когда устроился рядом с ней на животе.

— Хочешь привести себя в порядок, прежде чем мы поговорим?

— Я воспользовалась ванной в комнате для гостей.

Я ухмыльнулся и приподнял край одеяла, чтобы не так уж и незаметно заглянуть. Трусиков нет. Ладно, значит, она нервничала, но не настолько, чтобы надеть штаны и исключить второй раунд. С этим я могу смириться.

— Хорошая девочка, — похвалил я, целуя ее плечо. Обхватив ее живот татуированным предплечьем, я придвинулся ближе и подпер голову рукой, упершись локтем в матрас.

— Расскажи мне о своих чувствах ко мне.

Ее тело стало твердым.

— Что? Нет.

— Да ладно. В своих сообщениях ты рассказывала Бет о них. Конечно, ты можешь рассказать и мне.

— Ну, я могу сказать, что Бет считает мои чувства ужасной идеей, и у нее наверняка случится коронарная эмболия, если она увидит нас голыми вместе прямо сейчас.

Я провел двумя пальцами по ее прикрытой груди, и сосок сразу же затвердел.

— Технически, голый только я. Ты все еще в одежде.

Она ответила с придыханием:

— Она адвокат. Я не уверена, что эта защита сработает с ней.

— Точно.

— Кроме того, что насчет Йена? Кажется, он тоже не на моей стороне.

Очарованный тугими сосками, видневшимися сквозь ее рубашку, я не поднимал глаз, отвечая:

— Не беспокойся о Йене. Никто не должен знать об этом, пока мы не выясним, что между нами происходит.

— Подожди, — она схватила мою руку и переместила ее на свой живот. — Я не могу думать, когда ты так делаешь.

Ухмыляясь, я поднял на нее глаза. Моя улыбка померкла, когда я увидел беспокойство на ее лице.

— Эй, эй, эй. Не смотри на меня так. Что происходит?

— Я не знаю. Думаю, это и есть главный вопрос. Что здесь происходит?

Я тяжело вздохнул.

— У меня пока нет ответа на этот вопрос. Час назад я не думал, что буду сидеть здесь… — я придвинулся ближе и обнял ее за шею. — Я буду честен с тобой: Это был самый глупый поступок, который мы вдвоем могли совершить в нашей ситуации. Ты согласна?

Она перевела взгляд на стену.

— Я знаю.

— Хорошо, — я отпустил ее шею и вернулся к соску.

Ее рот приоткрылся, но скептический взгляд вернулся к моему.

— И это все? Это и есть наш разговор? Мы совершили глупость. А теперь давай используем последний презерватив?

— Ну, я имею в виду, что на самом деле это не последний презерватив. Насколько я знаю, апокалипсис не наступил с тех пор, как я приехал сюда. Так, что в аптеке можно найти еще.

Она снова прижала мою руку к своей груди.

— Кейвен, я серьезно. Я запаниковала сегодня вечером, когда случайно отправила тебе те сообщения, потому что боялась, что ты разозлишься и заберешь у меня Розали. В этой ситуации все твоих руках, и как бы я ни любила каждую секунду того, что только что произошло между нами, незнание того, что ты думаешь, пугает меня.

Мысль о том, что она испугалась или подумала, что я собираюсь использовать Розали, чтобы наказать ее, если разозлюсь, было как удар в живот.

— Послушай, чтобы не случилось, между нами, я никогда не буду использовать ее как пешку.

— Я не хотела намекать, что ты это сделаешь, но я просто не всегда могу тебя понять. Ты как будто не можешь решить, ненавидишь ли ты меня или хочешь сорвать с меня одежду.

— Да. Именно так, — перевернувшись на спину, я обхватил ее за плечи и толкнул в бок.

— Несколько недель назад я тоже не знал, что чувствую. С того самого дня, как я увидел тебя на заднем дворе, я не чувствовал себя хозяином положения. И для такого парня, как я, вся жизнь которого определяется хаосом, это было парализующее чувство. Я не хотел, чтобы у тебя было что-то общее с Розали, потому что мне было страшно. Моя работа — защищать ее, а ты была единственным человеком в мире, способным забрать ее у меня.

Ее голова откинулась вверх, и она легла на мое плечо.

— Кейвен, я же говорила тебе, что никогда…

— Я знаю, что ты сказала, но в моем опыте слова ничего не стоят. Человек, который научил меня кататься на велосипеде и целовал мои ободранные колени… — сделав паузу, я переместив ее руку на свой уродливый и покрытый шрамами живот. — Он пытался убить меня.

Она положила руку мне на бедро и ободряюще сжала. Это было грустно, но не похоже на жалость.

— Доверие — это сложно для меня. Я позволил себе прыжок веры и разрешил тебе посещать дом вопреки всем советам, потому что это было то, что я мог контролировать. Я был готов ненавидеть тебя до конца жизни. Я знаю, мы не провели много времени вместе в ту ночь, когда встретились в баре. Но я не знал, что ты такая… — я поцеловал ее в лоб. — Черт возьми, я не был готов к тебе. И я говорю это как комплимент. Ты милая, добрая, и щедрая. Когда я появился у тебя дома в тот день, и ты высыпала на пол мусор того мужчины, потому что он не хотел уходить, пока ты его не заберешь… — я рассмеялся от воспоминаний. — И краска. У меня до сих пор есть та рубашка, знаешь? Я не могу заставить себя выбросить ее, потому что она заставляет меня улыбаться каждый раз, когда я ее вижу.