Мне нужно было еще несколько минут. Полиция должна была скоро приехать. Если бы мне удалось укрыть нас двоих, чтобы переждать это время, у нас был бы шанс выбраться живыми.

Раздался еще один выстрел, и ребенок дернулся, издав приглушенный крик, когда она перевернулась на спину и оказалась впритык с моим боком.

— Не двигайся, — шипел я, закидывая руку ей на плечи и сгибая локоть так, что он закрывал нам обоим лицо. Только тогда я смог открыть глаза.

Даже с закрытыми глазами по ее щекам текли слезы, а губы дрожали, словно она сдерживала крик. Крик, из-за которого нас обоих могли убить.

Пока в воздухе продолжали раздаваться оглушительные выстрелы, я делал все возможное, чтобы она успокоилась.

— Все хорошо. Все хорошо. Все хорошо, — тихо напевал я. — Просто будь спокойнее. Все почти закончилось. — Эти слова были адресованы как мне, так и ей. Единственное, что было громче выстрелов — это стук моего сердца об пол.

Все снова погрузилось в тишину. Но на этот раз это была настоящая тишина.

Больше не было криков.

Не было больше вздохов.

Больше никаких стонов.

Не было никаких признаков жизни, кроме плача маленькой девочки под моей рукой, ее тело дрожало у меня под боком, пока она ждала, что я досчитаю до трех, и смогу направить ее в безопасное место.

Я не был уверен, что смогу найти безопасное место для нас.

Но, черт возьми, мне нужно попытаться.

Я поднял голову и огляделся, едва уловив его спину, когда он прокладывал себе путь через мертвые тела. Он был достаточно далеко, чтобы заметить нас.

Я оглянулся на девочку. Она была на грани потери сознания. Я должен был вытащить ее отсюда. Быстро.

— Пора, — прошептал я.

Ее зеленые глаза вспыхнули, в них мелькнули ужас и секундные раздумья.

— Мы справимся, — солгал я, всем сердцем молясь, чтобы это было правдой. — Сними обувь, чтобы не шуметь.

Она наморщила лоб, но последовала моему указанию.

— На счет три беги как можно быстрее, но не издавай ни звука. Поняла?

Она кивнула, но не выглядела убежденной. Я вообще не был уверен, что она действительно со мной. Если я побегу, а она не последует за мной, то назад дороги не будет. Если она хоть немного колебалась, то у меня не было другого выбора, кроме как оставить ее позади.

У нас всего один шанс добраться до этой пиццерии, а потом выйти через черный выход. Я должен использовать его по максимуму и поэтому чертовски надеялся, что смогу вытащить себя и девчонку.

Обхватив рукой ее запястье, я глубоко вдохнул и произнес последнюю безмолвную молитву, но она была обращена не к богу. Это была молитва моей маме.

А затем, выдохнув, я прошептал:

— Раз, два, три… Иди.

Глава 4

Кейвен

Настоящее время

Надежда превратилась в осадок в моих жилах за три часа.

Полицейские разыскали Марину Чапен — известную в этом районе девушку. Она рассказала полицейским, что рыжеволосая женщина дала ей ребенка и заплатила за доставку его в мою квартиру. Она должна была передать ребенка непосредственно мне, но запаниковала, услышав всю эту суматоху внутри моей квартиры. Судя по всему, пятьдесят баксов стоило то, чтобы кто-то подбросил ребенка на порог. Очень выгодная сделка, если учесть, что Марине теперь грозило обвинение в угрозе жизни ребенка, а я ждал своего адвоката за восемьсот долларов в час, который должен был встретиться со мной в полицейском участке.

— А что, если ребенок мой? — спросил я, вышагивая по небольшому конференц-залу, куда нас проводили.

— Тогда ты… позаботишься о нем? — Йен ответил из своего кресла, спокойным и невозмутимым голосом.

— Ты ведь шутишь, да?

— У тебя аллергия на подгузники или что-то в этом роде?

Я остановился и посмотрел на своего лучшего друга.

— Это не гребаная шутка. Ты знаешь, через какое дерьмо я прошел, — я заскрипел зубами, когда тиски в моей груди сжались, затрудняя дыхание. — Я не могу растить ребенка… Просто не могу.

Его голос стал низким и серьезным.

— Ты не твой отец, Кейвен.

Он был прав, но меня пугало не это.

— Я не собираюсь нагружать ребенка этим. Кровь моего старика умрет вместе со мной. Конец истории.

Когда-то мой отец был удивительным человеком. Или, по крайней мере, я так думал. Я помнил, как мы играли с ним в парке и в футбол на заднем дворе, пока он жарил гамбургеры.

Но потом моя мама заболела, и все изменилось.

И когда я говорю «все», я имею в виду всю мою жизнь.