Шрифт:
Сергеев огляделся, как зверь, попавший в капкан, но Крылов опередил его.
— Ну всё, хватит! — рявкнул он, резко ударив кулаком по столу.
Комиссия молча уставилась на него.
— Вам самим не кажется, что вы ищете повод обвинить меня?!
Прутков медленно сложил документы и посмотрел Крылову прямо в глаза.
— Повод? — переспросил он ледяным тоном.
Крылов открыл рот, но не успел ничего сказать — в этот момент один из проверяющих достал ещё один документ.
— Вот здесь результаты ваших проверок, товарищ Крылов, и согласно им на складе царит полная идиллия. Я не ищу повод для того, чтобы инициировать проверку по всем цехам. Вы мне сами этот повод дали.
А вот дальше было еще интереснее. На разных актах подпись Крылова… отличалась.
Один документ был подписан им, а другой — кем-то, кто пытался подделать его почерк.
— Что это значит? — вкрадчиво спросил Прутков, переведя взгляд на Крылова.
Тот побледнел.
— Я… Я не знаю…
— Всё ясно, — Прутков отложил документы. — У меня есть основание считать, что все предыдущие проверки недействительны, и вы предоставляли нам неверные сведения систематически, из года в год.
Я молча наблюдал, как Крылов окончательно теряет самообладание. Теперь у него не осталось шансов. В воздухе повисло молчание, нарушаемое только стуком карандаша Пруткова по столу.
— Думаю, — медленно произнёс он, — пора вызывать милицию.
Крылов сжал кулаки.
— Вы не имеете права!
— А вот это уже не вам решать, — твёрдо ответил Прутков.
Крылов покраснел, резко развернулся к комиссии, но было поздно. Прутков уже дал знак помощнику, тот нашел телефон и звонил в органы.
— Вызывайте группу, — приказал он.
Крылов замер, явно понимая, что если сейчас милиция официально вмешается, ему уже не вывернуться.
— Подождите! — его голос дрожал. — Давайте… Давайте разберёмся!
— Мы и так разбираемся, — холодно ответил Прутков, скрестив руки на груди. — Вы фальсифицировали проверки, закрывали глаза на махинации, ваши подписи стоят на документах с откровенными нарушениями. Вам есть что добавить?
Крылов молчал.
Пока всё это происходило, я внимательно наблюдал за тем, как ведут себя окружающие. Сергеев, завскладом, выглядел так, будто хотел провалиться сквозь землю. Шиляева пыталась держаться ровно, но её взгляд метался, и было ясно — она в панике.
Рома же… Он просто стоял рядом, сжатые кулаки выдавали напряжение, но в его глазах я видел удовлетворение.
Пока мы ждали милицию, комиссия продолжала проверку. Чем глубже они копали, тем больше вскрывалось. Систематическое занижение остатков, чтобы скрывать недостачи. Двойные списания, позволяющие воровать материалы… Но самое главное — цепочка шла всё выше.
И все нити вели… к директору.
Когда в заводоуправление приехали сотрудники милиции, всё уже было готово. Прутков общался с майором, передав ему всю документацию.
Крылов стоял молча, опустив взгляд. На его запястьях уже были защелкнуты наручники. Шиляева попыталась уйти незаметно, но один из милиционеров её остановил.
— Куда это вы, гражданочка? Нам с вами тоже есть о чём поговорить.
Когда её вывели, Прутков повернулся ко мне.
— Хорошая работа, — сухо сказал он. — Вы понимали, на что идёте?
— Понимал, — ответил я.
— Рискнули бы снова?
Я посмотрел на Рому, на рабочих, которые начали потихоньку собираться вокруг, осознавая, что всё закончилось. Посмотрел на наш корпус вдалеке — теперь уже наш, без Крылова, без их махинаций.
— Да, — кивнул я. — Без сомнений.
Прутков усмехнулся, захлопнул папку.
— Ладно. Нам нужно оформить документы.
Толпа рабочих собралась возле здания заводоуправления, как только слухи о задержании Крылова разлетелись по заводу.
— Говорят, его прямо в наручниках вывели!
— Ага, и Шиляеву тоже!
— Вот тебе и руководство…
Но дежурные сотрудники охраны и милиции уже были наготове.
— Прохода нет! — отрезал один из милиционеров, преграждая дорогу. — Разойдитесь, товарищи!
— Да мы просто посмотреть…
— Не положено, — строго повторил он.
Рабочие, конечно, не уходили, но и не лезли на рожон. Завод гудел, словно улей, который кто-то основательно потряс. Когда дверь заводоуправления распахнулась, и двое милиционеров вывели директора, толпа замерла.
В глазах рабочих читалось недоумение. Казалось, что ещё вчера он сидел в своём кабинете, отдавал приказы, ругал, штрафовал, решал, кому работать, а кому нет. А теперь шёл с наручниками на запястьях, с побледневшим лицом, с опущенными плечами.