— «Заздравную», — произнесла Глориана громко, только я уловил нотку неуверенности в её повелительном голосе. — Из «Травиаты».

Гости вздрогнули и даже отшатнулись от Глорианы с её медальоном, когда в зале мощно и победно грянул хор. Даже я восхитился, молодец всё-таки, это же надо так настроить, режим квадро безупречен, хор поющих гуляк вот прямо вокруг нас, а мы в самом центре весёлого праздника богатых и знатных господ.

Народ в ужасе застыл, только глазами вращают, как колёсами в быстро бегущей карете, на губах Глорианы появилась улыбка, а я почти прокричал, перекрывая радостный рев:

— Ваша светлость, управляете тоже голосом. Громче, тише…

Она всмотрелась в меня, не сразу сообразила, наконец сказала нерешительно:

— Тише…

Праздничный рев убавил громкость, Глориана уже чуть увереннее повторила:

— Ещё тише… ещё…

Один из важных господ, высокий и осанистый, с широкой синей лентой через плечо и тремя крупными звёздами в алмазах, сказал весело:

— Милая, зачем тише? Это же так прекрасно!.. Я как в опере в переднем ряду!

А второй, такой же величественный, только с широкой лентой красного цвета и золотыми аксельбантами от эполета, огляделся по сторонам, добавил густым могучим голосом, таким бы как раз задавать тон в «Заздравной»:

— Все отпоздравлялись, этот юноша был последним, так что пусть поют, князь прав, это прекрасно!.. Я никогда такого не слышал! Как говорите, «Травиата»?.. Все за стол! Да под такую песню я быка сожру!

Сюзанна появилась рядом, красивая и пахнущая изысканными ароматами, шепнула:

— Свинья ты, Вадбольский, грубая, но восхитительная свинья!.. Теперь к тебе интерес появится, появится… Увидимся!

Она исчезла в водовороте весело щебечущих барышень, словно утонула в ярком цветнике с его ароматами и бабочками, похожими на цветы.

Я отступил ближе к стене и чуть не придавил пытавшуюся там проскользнуть женщину, она пугливо охнула, я придержал её под локоть, чувствуя под пальцами нежную мягкую и горячую плоть.

— Простите, — сказал я с раскаянием, — теперь точно отращу глаза на затылке, если уж начал пятиться, как рак, а хотел как лебедь! Я Вадбольский, барон Вадбольский.

Она сложила веер, в зале слишком натоплено, мило и смущённо улыбнулась. Полненькая и пухленькая, на румяных щёчках умильные ямочки, глаза голубые, как у дешёвой куклы, вся миленькая, вкусная и ароматная, как только что испечённый сдобный пирожок с куриным мясом.

— Ох, — воскликнула она, — вы же тот самый Вадбольский?.. Моя Верочка про вас уже все уши прожужжала!

Она оглянулась в беспокойстве, лицо стало растерянным, а взгляд заметался по толпе гостей.

Я сказал галантно:

— Не потеряется, и я уверен в немыслимой красоте вашей дочери, если хоть чуть похожа на свою маму!

Она раскраснелась ещё больше, на щеках умильные ямочки стали ещё глубже.

— Ох, простите, я не назвалась! Софья Павловна, графиня, жена генерала… А вот и она, Вера, бегом сюды!

К нам быстро, но красиво, приблизилась не по годам рослая и широкая в кости девица, ровный стан, прямая спина, уверенный и уже оценивающий взгляд. Если судить по её детскому личику, ей лет пятнадцать-шестнадцать, так что её маме где-то лет тридцать-тридцать пять, но мама намного женственнее.

— Красотка, — согласился я. — В маму!

Софья Павловна застенчиво отмахнулась.

— Что вы, что вы, в отца!.. Вот уж красавец, сажень росту, грудь в орденах, а как засмеётся, на улице даже кони на дыбки!

— Заметная у вас дочь, — согласился я дипломатично. — Генеральская, звучит!

Она вздохнула.

— Да, долго он шёл. Мой папа говаривал: «Известный человек, солидный, и знаков тьму отличий нахватал. Не по летам, и чин завидный, не нынче завтра генерал», но генерала ему дали только под конец воинской службы.

Строки знакомые с детства, читал, даже учил, но не успел вспомнить кто писал и про кого, подошёл Горчаков, улыбка хитрая и таинственная, слегка поклонился Софье Павловне:

— Приветствую снова, вы не против, слегка уведу нашего друга Вадбольского, у меня к нему интересантный разговор возымеился?

Софья Павловка и её дочка разом улыбнулись и в один голос слаженно пропели:

— Не против, ваша светлость, не против!

Горчаков проводил их взглядом.

— Ты начинаешь интересовать здешних женщин. Молодой, перспективный, без вредных привычек. Был баронетом, стал бароном, а через несколько лет и до графа то ли дослужишься, то ли как-то иначе докарабкаешься.