Шрифт:
Когда я жил с отрядом пигмеев в секторе леса Эбуйа, то как-то раз воспользовался кличем бамбути. Я собирал грибы с женщинами и оказался на небольшой полянке. Шел я, внимательно разглядывая землю. Внезапно ощутил на себе чей-то явно не человеческий взгляд и, подняв голову, увидел, что в двадцати пяти футах от меня на поросшей мхом земле сидит взрослый леопард и наблюдает за мной с нескрываемым любопытством. Прожив много лет в чаще леса, он наверняка никогда не встречал Целого человека. Но у меня в руках, за исключением корзины с грибами, не было ничего, что напоминало бы оружие, а одет я был в знакомое ему облачение пигмеев — потрепанную набедренную повязку. По всей видимости, бедный зверь изо всех сил старался понять, кто же я такой.
Решив сыграть роль пигмея до конца, я сделал шаг вперед и заявил: «Огу, огу, муради!» «Дедушка» резко кашлянул и заворчал, но абсолютно не смутился и даже не подумал поджать свой, в три фута длиной, хвост. Он и ишь еще пристальнее уставился на меня. Я не был склонен к тому, чтобы менять тактику, поэтому поменял язык на тот, который выучил за год недавнего пребывания в Соединенных Штатах. «Дедуля! — прогромыхал я по-английски. — Катись отсюда!»
Леопард развернулся и исчез в буше. Чуи почти всегда так поступают. И так же ведет себя каждый так называемый опасный хищник, когда оказывается лицом к лицу с человеком и пугается. Правда, только если ему предоставляется возможность ретироваться. А люди — может потому, что по субботам смотрят слишком много фильмов о «джунглях», — до сих пор верят в то, что звери один за другим выскакивают прямиком из кустов, чтобы напасть на прохожего. И похоже, они так и будут в это верить, хотя сей миф не однажды развенчивался. Об этом упоминал и выдающийся натуралист и писатель Айвен Сандерсон. Вот что он остроумно написал в своей «Книге Великих Джунглей»:
«Всем этим существам я просто говорю что-то вроде «Бу-у!», очень громко и повелительно, и они исчезают бегом марш… Честно говоря, за время моих сорокалетних скитаний по джунглям… на меня не нападал ни один зверь крупнее муравья».
Пигмеи не только сошлись с Айвеном Сандерсоном во мнении, но и перещеголяли его. Мутуки, старый джентльмен из Эбуйи, однажды объяснил мне, что клич-приветствие леопарду на самом деле не предназначен для того, чтобы его напугать. Пигмеи таким образом выражают ему свое сыновнее почитание. Давным-давно, как рассказывал Мутуки, леопард укладывал спать своих котят, но обнаружил вместо них выводок болтливых пигмеев. Папа-леопард стоически отнесся к ситуации, но после того, как на свет стали появляться одни бамбути, он потерял терпение. «Либо прекратите болтать, — сказал он своим детям-пигмеям, — либо идите прочь и живите как хотите». Пигмеи, которые, возможно, самые говорливые, самые шумные и самые веселые люди на земле, тотчас же удалились. И теперь, когда бы они ни встретили своего далекого предка, всегда напоминают ему о старых семейных узах.
Другие представители человеческого населения Великого Леса, племена Судана и банту, придерживаются иного мнения о Чуи. В их народных сказках леопард выступает как злобный, алчный и беспощадный царь-тиран. В этих легендах звери, «люди буша», живут по тем же законам, что и люди, представители различных африканских племен. Звери с фатальным пессимизмом попустительствуют леопарду и позволяют ему совершать свои злодеяния точно так же, как в прошлом племенные царьки эксплуатировали свой народ, продавали его в рабство и даже поедали детей. (В 1871 году немецкий ученый Георг Швайнфурц случайно набрел в Итури на племя магбету, которым правил король Мунда. Швайнфурц посетил королевский двор Мунды и, к своему ужасу, обнаружил, что правитель магбету придерживается диеты: «одно упитанное дитя в день».)
При встрече с леопардом обитатель какого-либо племени банту обычно визжит, разворачивается и убегает, иногда держа курс к ближайшему дереву. Подобные действия крайне опасны при встрече с любым животным, ну, а если имеешь дело с необыкновенно умным представителем кошачьего рода, это еще и абсолютно бессмысленно. Ведь этот зверь замечает любое проявление слабости, обладает врожденным инстинктом кидаться на все, что движется, и запрыгивает на деревья гораздо быстрее и ловчее, чем человек.
Принимая во внимание подобное поведение, диаметрально противоположное тактике дерзких пигмеев, тот факт, что взрослые мужчины время от времени подвергаются нападению леопарда, не вызывает очень уж | пивного удивления; поразительно то, что Чуи нападает так редко.
И вот однажды при встрече с леопардом ужас охватил целую шеренгу носильщиков племени бананде, в результате чего мне пришлось пережить близкую встречу с Леонардом, какой у меня не бывало ни с одним диким африканским животным. Это случилось вскоре после моего приезда к пигмеям в январе 1957 года в местности Уятаминга между рекой Семмеки и северо-западными конечностями горного массива Рувензори — знаменитых «Лунных гор». Мой караван из шестнадцати человек пробирался по узкой тропе сквозь густой буш к деревне Мурагета. Наш капита, предводитель отряда, шел первым, расчищая мачете путь среди пышной листвы, а я замыкал отряд. Спокойная, даже банальная ситуация для сафари, которая внезапно превратилась в истерический хаос.
Второй от начала колонны носильщик заметил на ветке дерева огромного леопарда. Чуи отлично спрятался, но, по обыкновению, свесил вниз хвост. Носильщик, разумеется, завопил, бросил свой груз, развернулся и попытался дать деру. Остальные вместе с капитой мгновенно исчезли с тропинки: то ли попрятались по кустам, то ли забрались на деревья. А леопард бросился на второго носильщика и опрокинул его на живот. К тому времени, как я успел до них добежать, огромная кошка разодрала человеку плечи и ноги, но до шеи добраться пока не успела.
И хотя я был без оружия да еще и однорукий, я не мог стоять, спокойно наблюдая, как гибнет человек. Поэтому, что кому-то, вероятно, покажется идиотизмом, я сделал единственное, что мог: набросился на леопарда, в его же манере, а именно сзади. Когда я оказался у него на спине, он попытался развернуться, и мы с ним покатились по земле. Окровавленный носильщик отполз в заросли.
Воспользовавшись изумлением леопарда, я обхватил его и вывернул ему плечи таким образом, что верхние концы его плечевых костей впились ему в шею. Обрубок моей правой руки был достаточно длинным, чтобы дернуть леопарда за правую переднюю лапу, что я и сделал, помогая себе левой рукой. Одновременно я уперся в его задние лапы ногами, пытаясь с силой раздвинуть их в стороны.