Проще говоря, я интересовался бушменами, даже любил их ради них самих. И я понял, что их отличие от нас имеет такое же важное значение, как и их сходство, и что нельзя считать их сырьем для переделки европейцев. Мое отношение к бушменам было совершенно противоположно колониальной точке зрения; на самом деле оно было таким, какое ныне стало присуще коренным африканцам. Они не желают идти по пятам белых людей и предпочитают сохранять свою собственную культуру — гордиться, как они говорят, своим «черным самосознанием».

Должно быть, мне удалось ясно показать свое отношение к ним, так как меня приняли в племя масаев в Кении, и я стал братом по крови племен банега и бананда в Конго. А в лесу Итури я, несмотря на свои большие размеры, специально превратился в пигмея бамбути и разделил во всех отношениях жестокие реалии жизни людей, принявших меня к себе. В 1957 году в Итури я задел ногой отравленную стрелу и, непонятно как, перенес жуткую операцию, которую сделали мне пигмеи. А еще раньше я чуть не умер от гемоглобинурийной лихорадки в Катанге; в Касаи меня ранили ножом местного образца; а в 1955 году в Бурунди после взрыва от динамита я лишился правого запястья и стал плохо слышать. Мое тело все в шрамах и напоминает лоскутное одеяло, но, как ни странно, ни один из этих шрамов не появился по вине животного.

И хотя я никогда не держал при себе ружья или даже ножа, живя среди африканских «злобных диких зверей», они ни разу не причинили мне вреда, хотя я наблюдал за ними на близком расстоянии и играл с такими называемыми «убийцами», как, например, буйвол или носорог. В 1958 году, уволившись со службы, я увлекся приручением и воспитанием животных. И в своем дворе в Кисении я держал взрослого льва, взрослого носорога и двух слонов. Обращался с ними на редкость бесцеремонно, но, так как я знал и уважал характер каждого, меня никто не поцарапал, не забодал, не потоптал.

В 1960 году я уехал из Африки и иммигрировал в США. И почти каждый человек, с которым я встречался, тут же предполагал, что я — Белый Охотник в голливудском стиле. Некоторые даже спрашивали, сочувственно кивая в сторону моего обрубка: «Это вас лев… или крокодил?» Наверное, они думали так потому, что я приехал из Африки, хорошо знал животных и выглядел здоровым и крепким. И в самом деле, мой облик вполне соответствовал тому стереотипу Белого Охотника, о котором рассказывал Роберт Руарк: «Он ростом в шесть футов и щеголяет огромной бородой».

Этот вопрос, который задавали мне американцы, подразумевал собой комплимент, но для меня он звучал как насмешка, ведь «Белый Охотник — Халле», давний приверженец охраны окружающей среды, по ту сторону океана славился как Le Pere Noe Beige — бельгийский отец Ной. Теперь я решил пришвартовать свой ковчег у американского берега, поскольку надеялся организовать в США огромный заповедник животных, Конголенд, чтобы спасти часть африканской фауны от местных браконьеров и иностранных охотников.

В моей первой книге «Китабу о Конго» я рассказал о своих приключениях в Африке. В «Китабу о животных» я описываю свои более поздние злоключения, которые мне пришлось пережить главным образом в Южной Калифорнии, где Конголенд был почти готов. И я думаю, что он мог бы стать реальностью, если бы официальные власти и сами калифорнийцы захотели бы хоть что-то узнать об африканской фауне. Мой проект и сейчас еще можно осуществить, и я делаю все, чтобы добиться его претворения в жизнь. Однако все дело в том, что первое мое предложение о Конголенде тут же стало предметом общественной дискуссии, которую спровоцировали слухи настолько дикие, что даже самые дикие звери по сравнению с ними ничто. Например, меня обвинили в том, что я мечтаю завалить штат Калифорния боа констрикторами.

Это обвинение было выдвинуто Управлением по контролю округа Монтерей, опубликовано в местной прессе, передано через телеграфные агентства и напечатано в национальной прессе, без вопросов и комментариев, включая «Филадельфия Инквайер» от 22 февраля 1961 года и «Нью-Йорк Джорнал Американ» того же числа. Никто не поставил под сомнение слух о надвигающемся нашествии африканских удавов, никто даже не засмеялся, несмотря на то, что боа констрикторы, да и любые боа, не живут, да никогда и не жили, на Африканском континенте. И вот что любопытно: два члена семейства удавов — калифорнийский удав и резиновая змея — коренные калифорнийцы. Если Управление по контролю округа Монтерей это обнаружит, их тут же депортируют в Африку.

Подобная паника возникла только из-за одного элементарного заблуждения, возникшего от недостатка информации о том, где какие животные обитают. И подобное происходит постоянно, а жертвой непременно становится «Мрачная Африка», которая выглядит еще мрачнее из-за наличия в ней мифической компании индийских тигров, водяных буйволов, южноамериканских боа констрикторов, ягуаров и качающихся на своих хвостах обезьян. Если же животных называют правильно, то почему-то сообщают, что они кишмя кишат в вездесущих «джунглях», как показано в фильмах о Тарзане. В действительности же две пятых части Африки занимают пустыни, а еще две пятых — холмистые саванны, очень напоминающие западноамериканские прерии. Места обитания животных почти всегда указываются неправильно, их привычки истолковываются неверно, и зверям приписываются повадки, абсолютно им не свойственные.

Существует огромное количество прекрасных интересных работ по естественной истории, которые могут помочь привести в порядок путаницу в знаниях о животном мире. Но мало кто их читает, мало у кого хватает терпения специально обратить внимание на мелочи. И, честно говоря, я понимаю почему. Согласно позднейшим исследованиям, почти невозможно составить реальную картину по не связанным между собой фактам и рассказам, если они изложены более или менее популярно.

Поэтому, работая над «Китабу о животных», я поставил перед собой цель создать серию взаимосвязанных очерков-портретов о животных, которые составили бы единую книгу о смешанном обществе представителей фауны Экваториальной Африки. Каждый очерк — достаточно полный, в нем рассматриваются все аспекты образа жизни данного животного в естественной для него среде, рассказывается о его семье, друзьях, знакомых и врагах. Как только читатель переходит от одного слоя общества к другому, первое животное уходит на второй план, и в фокусе оказывается новый персонаж.