Среди народа было разное настроение. Кто-то сочувствовал горю клана Свирепых волков, а кто-то гордился павшими в бою, ибо погибли они как истинные арокандские воины – с оружием в руках. Родственники и друзья умерших горевали, как и семья погибшего Гримбаша.

Гулзур по виду казался всё таким же мрачным и холодным. Но в душе у него творился бардак. Такой бардак, что у него тряслись кончики пальцев из-за нервов. С огромным трудом он сдерживал слёзы. Но как-то он умудрялся держать себя в руках. К тому же ему предстоит рассказать речь в честь о погибшем сыне.

На лице же первой жены вождя – Шинегры, горе и чувство утраты были нарисованы яркими красками. На ней просто не было лица: красные глаза, из которых всю ночь ручьём лились слёзы, выглядели совсем опустошёнными, будто она устала от этой жизни. Каждой матери безумно больно терять сына, особенно молодого. За всё это время Шинегра не проронила ни слова. Такова была её боль.

Самой спокойной была, пожалуй, Арга. Нет, она не была бесчувственной женщиной, которой не было знакомо слово «эмпатия». Нет. Знахарка и вправду сочувствовала утрате мужа и её коллеги по браку. Но её больше волновали собственные дети – за них она жизнь отдаст. И, как организатору ритуала похорон, ей нужно было пребывать в адекватном состоянии.

Обратная ситуация происходила с Урагом. Он был в бешенстве, разгромил почти весь дом, пока его не остановил Гулзур. Его боль можно было понять, ведь Гримбаш для него был самым близким арокандом. И родным братом в конце концов. Сейчас, во время похоронного ритуала, его гримаса выражала такие эмоции: гнев, печаль и отчаяние. Кулаки ароканда почти всё время были сжаты настолько сильно, что побледнели костяшки. За Урагом смотрел Вутергур, чтобы старший брат ничего не натворил. По крайней мере во время похорон. Сам же Вутергур безусловно горевал, но был куда спокойнее брата. Поэтому вождь и приказал светловолосому ароканду следить за Урагом.

Райсенкард вместе с Одокаром стояли, будучи ошарашенными. Они совершенно разные, но сегодня вели себя, слово близнецы. Им было грустно, что такой хороший брат и великий воин, как Гримбаш, ушёл к богам, захватив с собой ещё и пол сотни воинов. Да, младшим братьям жаль было и Зафику – они с Гримбашем были такой хорошей парой... Райсенкард примерно понимал, что Гримбаш скорее всего по-другому и не поступил бы. Это немного усмиряло его боль. Одокар же наоборот, мысленно обвинял погибшую в том, что именно из-за неё отдал жизнь их старший брат. В этом возможно и есть доля истины. Но каждый, кто хоть раз сильно любил, мог бы понять поступок Гримбаша.

К тотемам богов, рядом с которыми на платформе лежали тела воинов, подошла Арга и начала ритуал. Ей было безумно жаль всех погибших, но её несколько радовала мысль, что это не её дети лежат там.

– Пред ликом богов заявляю, – начала свою речь Арга, подойдя к телам умерших. – Этот муж был смел, умён и силён. Он погиб в битве, как подобает истинному воину. Как истинному вольному ароканду. Пока он не отошёл к богам, кто-нибудь хочет попрощаться с умершим?

Первой вышла Шинегра, которая ни слова ни сказала, подойдя к телу сына. Всё её лицо было в слезах, тут не подберёшь слов, чтобы описать её состояние. Шинегра поцеловала в лоб Гримбаша и Зафику и, обняв бездыханные тела, вернулась обратно.

Простите меня… Простите.

Дальше вышел Гулзур, сохраняя величественный вид, и подошёл к погибшим.

– Как вождь хочу сказать – погиб самый лучший из нас, – громко и отчётливо говорил Гулзур. Его голос звучал, словно гром среди ясного неба. – Он был достоин, чтобы стать вождём, но у богов были свои планы на него. Боги всегда забирают самых лучших! Зафика также пожертвовала своей жизнью, яростно сражаясь до последнего! Воины, пошедшие за моим сыном, храбро погибли в бою. Они не отступили ни на шаг! Мы почтим их память, несмотря на то, что они нарушили мой приказ, – Гулзур набрал побольше воздуха в лёгкие и громко заявил. – Но не сомневайтесь! Те твари, которые это сотворили, наказаны в полной мере!

Рассказав свой мотивирующий и небольшой монолог, Гулзур вернулся к семье. Просто удивительно, как он сохранял самообладание, ведь ему было больно на душе.

Ураг вышел следующим.

– Гримбаш, мой покойный брат. Ты был поистине великим воином и… лучшим на свете братом, – грустно проговорил он и на удивление без злости. – Но это не самое главное. Ты настолько полюбил, что отдал жизнь за свою любовь, – Ураг, говоря это, посмотрел на мёртвую Зафику, после чего продолжил речь, обращаясь уже больше к горожанам. Его глаза загорелись от негативных эмоций. – Он был готов умереть за всех нас! И он это сделал! Он погиб, веря до последнего в любовь! В любовь! Вот, что я скажу вам, ароканды Гойрана! Сильнее смерти только любовь, но готовы ли вы за неё отдать свою жизнь? А он отдал! – Ураг говорил так громко и так убедительно, что все без исключения услышали его.

Закончив свою эмоциональную речь, Ураг вернулся обратно, с трудом сдерживая слёзы. Печальный день для семьи и крепости. Монолог Урага тронул жителей крепости настолько, что кто-то даже разрыдался. Атмосфера была крайне депрессивной и мрачной.

После Урага с погибшими попрощались остальные члены семьи, в том числе и те родственники Зафики, которые пережили нападение на Музкорг: семьи её дяди и тёти. Выходили и близкие павших воинов, прощаясь с павшими в бою.

– Итак, начнём, – сказала Арга, готовясь к завершению ритуала. – Боги свидетели. Сам Боргод видит, как уходят ароканды, бывшие воинами в жизни, и будущие ими после смерти. Да будет Боргод вам судьёй в загробном мире и да будет вам только благо.