Как сейчас поступить правильно?

В квартире Ульяны будущее прояснилось. Она не будет жить в этом ледниковом периоде вместе с моим сыном.

— Что ты сейчас сказал? — Ульяна моргает несколько раз, а я не могу отвести взгляда от ее лица.

Внутри все сжимается от боли.

Ее лицо — совершенное, красивое — сейчас исполосовано мелкими порезами и украшено огромным синяком, который за пару дней несколько раз успел поменять оттенок. Хочется положить на него руку, погладить, унять боль. Ведь наверняка болит…

— Я сказал, что ты сейчас же переезжаешь ко мне.

Пауза. Ульяна снова моргает, будто не может поверить в то, что слышит, а потом выдает твердое:

— Нет.

— Я не спрашивал.

— Ты не спрашивал, а я тебе отвечаю: нет!

Бросаю ее сумку на пол, надвигаюсь на Улю.

— Послушай… знаешь, сколько терпения у меня осталось? Во-от столько, — показываю миллиметр между большим и указательным пальцем.

— А мне что с этого, Максим? — упрямая, зараза. Поднимает подбородок, смотрит на меня свысока, хотя достает мне до плеча. — Что мне до твоего терпения? Уходи отсюда и терпи где-нибудь в другом месте.

— Ты сына своего как сюда привозить собралась? Тут иней разве что на подоконнике не лежит.

— За время, пока он в больнице, отопление, возможно, дадут.

— А если нет? — закипаю, терпения правда не остается.

Ульяна отходит от меня и идет в сторону кухни, резко оборачивается.

— Тебя не должно волновать, как мы будем тут жить, Максим.

— Уверена?

— Да! — выкрикивает.

— Кто отец Леши, Ульяна?

Дергается. Испуганно смотрит на меня, а потом опускает взгляд. Грудная клетка вздымается от быстрого дыхания.

Я не хотел вот так. Напролом. Думал спокойно обо всем поговорить, когда ей станет лучше. Не сдержался.

— Кто, Ульяна? — надвигаюсь на нее.

— Почему ты спрашиваешь? — я не узнаю ее голос.

Подавленный, дрожащий, еле слышный.

— Я видел свидетельство о рождении Лешки.

Она с силой зажмуривается и выдыхает. На меня не смотрит, а я, наоборот, заглядываю ей в лицо.

— Уль… у меня только один вопрос: за что ты так?

Секунда, и она распахивает глаза. Тут больше нет страха, только огонь зла и боли.

— За что я так? — выплевывает мне в лицо. — Ты хотел спросить, за что я так с тобой?

— Почему не сказала?

— Это я-то не сказала? — хмыкает со злостью. — Я как раз-таки тебе сказала, Максим. А вот ты помнишь, что ответил мне? Ах да, конечно, ты помнишь только то, что хочешь. То, что выгодно тебе. Какая чудесная избирательная память. Но я-то ничего не забыла, я напомню тебе каждое твое слово.

Она сжимает кулаки, того и гляди набросится на меня.

— Ты не поверил мне, когда сказала, что я беременна, Максим! Сказал, что это ничего не меняет. Представляешь? Во мне рос твой ребенок, а для тебя это не значило совершенно ничего. Ты мне не поверил, даже не попытался разобраться! Просто сказал, что я тебе не нужна.

Я немею от услышанного, а по лицу Ульяны бегут дорожки слез, губы кривятся в болезненной улыбке.

— А теперь ты стоишь тут и спрашиваешь, за что я так с тобой? А не пошел бы ты, Никонов?

Все-таки толкает меня.

Я прокручиваю в голове наш разговор.

— Я плохо соображал тогда, Ульяна. Практически не спал. Со всех сторон на меня давили…

— Ох, бедненький! — хлопает руками по бедрам. — А рассказать тебе, как я жила-поживала? Как блевала дальше, чем видела, три месяца? Как похудела до неузнаваемости! Как в больницах лежала на сохранении. Как диплом с пузом защищала? А потом на шее у отца сидела, потому что надо было что-то есть, а с маленьким Лешкой я не могла выйти на работу.

— Я не знал ничего, — произношу растерянно.

— Ну вот теперь знаешь, — произносит холодно. — А сейчас уходи, Максим, ты нам не нужен.

Выкрикивает в сердцах, а у самой руки трясутся. Губы дрожат, слезы льются потоком, не прекращаясь.

Я не сдерживаюсь, срываюсь к ней. С силой вжимаю в себя. Ульяна тут же начинает брыкаться, толкается. Но я не отпускаю. Она быстро устает и просто воет мне в свитер, а я глажу ее по волосам.

Руки дрожат, пальцы путаются в ее волосах. Грудину разрывает от чувств. Хер его знает, что делать дальше. Как поступить правильно и распутать все, исправить. Но то, что я не оставлю больше ни ее, ни Лешку — факт.

— Перестань плакать, Уль. Все, успокойся, — прошу сдавленно. — Не надо.

Она медленно успокаивается, и я поднимаю ее лицо.

— Нельзя оставаться тут, Уль. Поехали к нам с Глебом? Хотя бы на эту ночь? А завтра поговорим спокойно. Ты же понимаешь, нужно что-то делать со всем этим. И тут правда очень холодно.

— Нет, Максим, — произносит сдавленно. — Я прошу тебя уехать. Нельзя нам сейчас быть рядом. Наговорим друг другу лишнего, потом жалеть будем. Я хочу побыть одна.

— Поехали ко мне? Я не буду тебя трогать, чтобы не провоцировать. Уйду, ты даже видеть меня не будешь. Просто поехали.