Я неторопливо опустился за стол, усталость в теле шевельнулась и, приподнявшись на локте, жадно уставилась на доступную для потребления еду.

Желудок завозился, шире открывая жерло для приема долгожданной пищи, за весь день не успел ухватить по дороге даже кленовый листочек.

Гандзя Панасовна грустно улыбнулась, заметила как я сглотнул голодную слюну.

– Богатые тоже плачут?

– Ревмя ревут, - согласился я. – Они если теряют, то теряют больше, потому и слезы крупнее. И эта, горючее... Ох, как вкусно! Просто бесподобно...

– Голод, - сказала она, - лучшая приправа. Просто мясо высшего качества заказываете... А приготовить просто. Главное, не испортить.

– Да, - согласился я, - портить мы умеем. Помните, как двум нашим дали два железных шара и оставили в пустой комнате на пару часов? А когда вошли к ним, те пожаловались, что один нечаянно сломался, а второй где-то потеряли.

Она легонько засмеялась.

– Да, бывает... Еще положить?

– На ночь есть вредно, - сообщил я. – Кладите. И вон тот, поменьше.

Она повернулась к плите, возвращая сковороду на место, крупная грудь туго натянула тонкую блузку, обозначив твердый ниппель. Я едва успел опустить голову, а она оставила сковороду и повернулась к столу.

– Может, компот?

Я поинтересовался:

– А кофе еще есть?.. У меня от него только сны ярче.

Она посмотрела на меня с жалостью.

– Неужели так сильно измучили себя, что и кофе...

– Немножко есть, - признался я. – Устал, как дворовый пес, которого взяли на охоту вместо гончей.

– Стоят ли деньги того, - спросила она, - чтобы вот так себя изматывать?

– Стоит, - ответил я. – Не сами деньги, а что с ними можно в мире сделать.

Глава 10

Она осталась наводить на кухне порядок, я вошел в свою комнату, что вообще-то только спальня, но сна пока ни в одном глазу, успел провернуть пару удачных сделок, поднял крышку ноута, там началась загрузка виндовса. Это продлится минут пять, вздохнул, оглянулся на постель.

Ксанки сегодня не будет, как и завтра. И вообще неделю не будет. Блин, как я уже привык к ней, такой беспечной и веселой, но одновременно нацеленной на успех в жизни, умной и тактичной в словах и действиях.

Из-за двери доносится едва слышное позвякивание посуды, Гандзя Панасовна перед сном наводит порядок, оттирает до блеска кухонную доску, которую называет столиком, и старенькую побитую ржавчиной раковину мойки.

Волна одиночества нахлынула достаточно мощно, хотя какой пустяк, всего лишь неделю спать одному, однако ноги как будто сами подняли меня и заставили сделать шаг к двери.

Гандзя Панасовна, как и предполагал, на кухне у плиты, но посуду уже отмыла и сложила в мисник, а сейчас, стоя ко мне спиной. лепит что-то мелкое из теста, пельмени или вареники, в еде не секу, от нее веет покоем и домашним уютом.

Я подошел сзади, обнял по-дружески и сказал тихо над ухом:

– Гандзя Панасовна, вы такая домашняя и уютная. Ксанка должна быть счастлива с такой матерью.

Она чуть напряглась, мои ладони легли ей на живот под грудью, но я вроде бы еще не перешел границу, ответила несколько стеснительно:

– Артур Николаевич, я люблю быть дома. А сейчас, когда наша фирма обанкротилась, уже второй месяц бездельничаю, даже работу ищу по интернету.

– Теперь все по интернету, - успокоил я. – Мир изменился.

Ее тело все скованно, подспудно ожидает, что я либо подниму руки и возьму в ладони ее грудь, либо вообще начну скользить пальцами вниз по мягкому и теплому животу.

– Слишком быстро, - ответила она тихо.

– Основа не меняется, - заверил я. – А остальное так, мишура. Оформление. Фасад, не более.

Движение ее рук все замедлялись, пальцы привычно сворачивают плоское кружочки теста в тугие комочки с начинкой из мяса, но уже не так уверенно, мысли сосредоточены на моих медленно разогревающихся ладонях.

Да и сзади я слишком близко, не просто коснулся, почти прижался, но только почти, все в пределах полуприличия, когда с незнакомыми так нельзя, а с близкими друзьями и подругами со школы как бы почти можно.

– Артур Николаевич, - сказала она и слегка отодвинулась в сторону, - извините, мне нужно еще муки.