— Возможно, ты захочешь отвернуться, красавчик, — говорит она, двумя пальчиками двигая тарелку с хлебом и глазными яблоками ближе к себе.

— Нихрена подобного. Я не брезгливый.

— Уверен?

Мой желудок не согласен.

— Ну, обычно я не брезглив. Со мной все будет в порядке.

Слоан пожимает плечами и осторожными, изящными пальцами берет один глаз с тарелки.

— Уверен на сто процентов?

— Я лучше посмотрю, как ты делаешь украшения из кожи и безделушки для глаз, чем пойду на кухню и проверю Дэвида после лоботомии. Давай уже.

— Справедливо.

Слоан возвращается к паутине, аккуратно наматывая первую из двух отмеренных нитей вокруг глаза, закрепляя его в прозрачной нити.

— Ты правда сделала все это за пару часов? — спрашиваю я. Подол ее платья задирается выше сзади на бедрах, когда она завязывает леску узлами. Мой член твердеет при одном только воображении того, как ощущалась бы ее мягкая пока в моих руках.

— Сначала я готовлю все в отеле. Проще приклеить лески к листам, а затем свернуть в рулон, чтобы потом легко снять их, когда приду на место, — отвечает она, кивая на несколько смятых кусочков тонкого пластика на полу рядом со стеной. — Я заранее решила, что хочу сделать композицию в столовой, поэтому нашла размеры комнаты в записях риэлтора.

Слоан подходит, чтобы забрать второй глаз, одаривая меня еще одной застенчивой улыбкой, возвращаясь к паутине со своим призом. Точно так же, как она сделала с первым глазом, она наматывает тонкую нить лески вокруг яблока и завязывает его в свой шедевр, отходя назад, любуясь своей работой.

— Вуаля! — восклицает она на ухо Торстену, но он не просыпается. Мгновение она наблюдает за ним, толкая его окровавленную руку, привязанную к стулу. Тот не приходит в сознание, она вздыхает и поворачивается ко мне лицом. — Не очень крепкий орешек. Уже пятый раз теряет сознание.

— Но ведь ты же все-таки ему выдави…

— Вырвала, Роуэн. Я вырвала ему глаза.

— Ты вырвала ему глаза. Хотя не знаю, Черная птичка… левое отверстие выглядит немного раздробленным.

Она с хмурым видом наклоняется к Торстену, внимательно изучая пустые глазницы, а я сдерживаю улыбку.

— С его левой стороны? Или с моей?

— Его.

— Отвали, нормальное оно, — говорит она. Ее сомнение превращается в хмурый взгляд, когда она оглядывается через плечо и замечает веселье в моих глазах. — Мудак.

Я смеюсь и пытаюсь увернуться от рулетки, которую она швыряет мне в голову, но из-за того, что я еще слишком пьян и накачан, не получается избежать удара по руке. Когда я встречаюсь с ней взглядом, она пытается выглядеть разозленной, но это не так.

— Ты раньше говорила, что паутина — это карта, — говорю я, потирая предплечье. Она кивает. — Каким образом?

Слоан улыбается и подходит ближе, стягивая перчатки, смотря на меня сверху вниз яркими карими глазами. Рядом с уголком ее губ появляется ямочка, когда она протягивает перевернутую ладонь.

— Покажу, если заверишь, что будешь держаться на ногах и не обрыгаешь меня.

Я хлопаю ее по ладони, и она смеется, но снова протягивает ее, и на этот раз я хватаю ее. Комната кружится, когда я встаю. Не уверен, что смогу держать себя в руках, но Слоан ждет, терпеливо и уравновешенно. Ее хватка как якорь. Когда я перестаю раскачиваться, она все еще идет рядом, следя за тем, чтобы каждый мой шаг был твердым, пока она ведет меня к своему произведению искусства.

— Это шкала, — говорит она, указывая на глаза, расположенные на расстоянии одного метра друг от друга над головой Торстена. — На этой карте один метр равен десяти километрам.

Слоан притягивает меня ближе. Тепло, исходящее от ее тела, согревает ароматом имбиря и ванили. Она подводит меня к краю первого слоя лески, а затем отпускает мою руку, заходя мне за спину. Ее пальцы обхватывают мои плечи, когда она приподнимается на цыпочки, чтобы заглянуть мне через плечо.

— Трудновато, но попробуй представить паутину в трех измерениях. Один слой предназначен для улиц. Второй для водно-болотных угодий. Другой для почв, — говорит она, кладет нежные руки по обе стороны от моей головы и поворачивает так, чтобы я мог видеть слои под углом, где отрезанная плоть аккуратно перевязана в определенных точках паутины. — Если бы эти идиотские копы взяли каждый раздел проекта и поместили в программное обеспечение «ArcGIS», то смогли бы составить топографическую карту. Кусок кожи с его груди в центре паутины — это дом, где мы сейчас. Каждая частичка Торстена представляет собой последние известные местонахождения пропавших людей, которых он похитил или убил, — рука Слоан лежит на моем плече, когда она указывает на кусочек кожи, намотанный на леску. Ее дыхание согревает раковину моего уха, вызывая мурашки на шее. — Это обозначение человека по имени Беннетт, которого он убил два месяца назад. Я сняла кусок с бицепса Торстена. «Б» для Беннета.

Я бросаю взгляд на Торстена, который снова начинает шевелиться. Его рукав отрезан, оголяя участок, где содрана кожа.

— Кропотливая работа, — говорю я, когда Слоан убирает руки с моей головы и подходит ко мне.

Она смотрит на меня, на ее щеках появляется легкий румянец, прежде чем она ухмыляется и закатывает глаза.

— Ты, наверное, думаешь, что мне следует начать вязать крючком, завести двенадцать кошек и кричать на соседских детей, чтобы они убирались с моей лужайки.

— Ни за что, — я поворачиваюсь и выдерживаю ее настороженный взгляд. — Ну, на детей покричать стоит. Но, Черная птичка, это? Это искусство.