Взгляд Слоан смягчается. Слабая улыбка в виде приподнятого уголка губ. Я так легко могу наклониться и вдохнуть ее запах. Могу поцеловать ее. Провести рукой по черным волосам. Сказать, что я считаю ее блестящей, хитрой и чертовски красивой. Что мне с ней весело. И несмотря на дерьмовое состояние, я расстроен, что игра в этом году почти закончилась, ибо ненавижу смотреть, как она уходит. Что у нас с ней сейчас? Мне этого недостаточно. Я хочу большего.

Но боюсь, если буду настаивать, то оттолкну ее. Учитывая то, как она ушла в ресторане и сколько времени потребовалось, чтобы уговорить ее вернуться, я не хочу рисковать.

Я делаю шаг назад и скрываю свои мысли за дерзкой ухмылкой.

— Хотя я удивлен, что у тебя еще нет двенадцати кошек. Мне кажется, ты из тех, кто любит копить деньжата в тряпочном кошельке.

Слоан хлопает меня по руке, и я смеюсь.

— Пошел ты, красавчик.

— Ты могла бы подзаработать, продавая наполнители для кошачьих туалетов в Инстаграме.

— Я хотела оказать честь и быстро убить этого вычурного придурка, но беру свои слова обратно, — бросив последний взгляд, в котором нет настоящей злобы, Слоан поворачивается и идет обратно к столу, чтобы натянуть еще одну пару латексных перчаток, прежде чем взять скальпель. Торстен шевелится и стонет, но не приходит в сознание до тех пор, пока она не отвинчивает колпачок от флакона с нашатырем и не подносит его к его носу.

— Пожалуйста, пожалуйста, стой…

— Знаешь что, Торстен… или Джереми? Это твое настоящее имя, верно? Джереми Кармайкл? — Слоан останавливается рядом с его плечом и смотрит на свою паутину, протягивая руку, чтобы коснуться одного из глаз, смотрящих через комнату. — Ты напоминаешь мне кое-кого.

Крики Торстена становятся все более отчаянными, когда Слоан проводит кончиком скальпеля по его шее. Легкая царапина рассекает его кожу, и я улыбаюсь, глядя, как мужик дергается. Я знаю ее обычный процесс и следующие шаги. Она нанесет точный удар по яремной вене, а затем оставит его истекать кровью на стуле.

Последний штрих на ее идеальном полотне.

— Тот человек заманивал людей обещаниями безопасности и заботы, добиваясь обратного, — говорит она, с презрением глядя на трясущееся тело Торстена. — На самом деле, он очень похож на тебя. Ты заманил нас обещанием ужина и приятной компании только для того, чтобы накачать наркотиками и обмануть. Просто все получилось не совсем так, как ты надеялся, ага?

— Я умоляю тебя, прости, правда, я…

— Дэвид умолял тебя остановиться, когда ты решил поиграть в лоботомию с его лицом? Держу пари, он умолял тебя, и ты наслаждался его криками. Но самое смешное, мистер Кармайкл, у нас с тобой есть кое-что общее. Открою тебе маленький секрет, — говорит она. Потрясающе красивая улыбка расползается по ее губам, когда она наклоняется к его уху. — Я тоже обожаю, когда мои жертвы умоляют.

— Нет, нет, ты не понимаешь… Дэвид! Дэвид, помоги!

Его мольбы о помощи остаются без ответа, поскольку Слоан отступает и возвращается к столу, чтобы поменять свой скальпель на дамасский клинок. Голова Торстена мотается из стороны в сторону, когда он теряет представление о ее местонахождении из-за своих отчаянных, прерывистых криков. Но Слоан не издает ни звука, подкрадываясь ближе к своей добыче. Она двигается, как сова в полете, плавно, бесшумно и грациозно. Хищная и могущественная.

— Человек, которого ты мне напоминаешь, представлял миру отполированную маску, но под ней он был дьяволом. Он обещал лучшее образование. Лучшие возможности для студентов, одаренных в области искусства. Безопасное место для учебы и наилучшие шансы поступить в самые престижные университеты для детишек с богатыми родителями. А поскольку моих никогда не было рядом, они и не заметили, какую цену я заплатила.

Все те времена, когда я думал, что моя душа сделана из гребаного камня, Слоан Сазерленд доказывает, что я ошибался.

Ее слова эхом отдаются в моей голове, пока воображение не переносит меня ко всем темным и ужасным возможностям того, что с ней случилось. Мое сердце отбивает эхо о каждую кость внутри. Все, что осталось позади, — это черное пространство, которое разгорается все жарче с каждым глухим стуком.

— Я могла бы это вынести, — говорит она. — Я бы справилась. Хотела лишь дойти до конца. И в каком-то смысле я многому научилась. Скрывала свою ярость и тьму под маской, продолжая жить в этом мире. Поэтому я держала рот на замке, не выдавая частички себя. Но знаешь какую цену я не смогла заплатить? — спрашивает она, останавливаясь позади Торстена. Ее улыбка исчезла. Она смотрит прямо перед собой, ее глаза в тусклом свете кажутся почти черными. Ее голос низкий и сочится угрозой, когда она говорит: — Цена, которую я никогда не смогла бы заплатить — это Ларк.

Лед разливается по моим венам. Холодок пробегает по рукам. Стекает по спине.

— Она была единственным важным для меня человеком. Когда я узнала, что он с ней делал, и что она держала втайне, я сама кое-что скрыла. В ту же ночь, когда она призналась мне в чужих грехах, я ждала в тени. Дала клятву в темноте. Что уничтожу всех таких, как он, всех, кого смогу найти. Что я не остановлюсь, пока не найду худших, самых ублюдских, самых порочных, и сотру их из этого мира, одного за другим. И я пообещала себе, что никогда больше никому не позволю причинить боль дорогим мне людям.