Олли фБ: Не делай вид, что удивлен. Ты много раз видел меня голым. Ты знаешь, что он не может быть короче двенадцати дюймов.

Ромео Коста: Ты неправильно написал «восемь в хороший день».

Зак Сан: Ходят слухи, что ты напал на женщину, работавшую над фильмом, на котором стажировалась Фрэнки.

Олли фБ: «Стажировалась» - интересный выбор слов.

Ромео Коста: А какое слово использовала бы ты?

Олли фБ: Разбивала. Терроризировала. Поджигала. Выбирай сам.

Ромео Коста: Не меняй тему. Кто она?

Олли фБ: Твоя невестка, к твоему огорчению.

Зак Сан: Женщина, которую ты домогался. Фрэнки сказала, что ты дал ей порулить своим «Феррари», чтобы ты мог преследовать эту женщину.

Олли фБ: Фрэнки, как я вижу, много болтает.

Ромео Коста: Где ты вообще находишься?

Олли фБ: В больнице.

Ромео Коста: В БОЛЬНИЦЕ?

Зак Сан: БОЛЬНИЦА?!?!

Олли фБ: У нее сотрясение мозга.

Зак Сан: Сейчас самое время позвонить своим адвокатам, Оливер?

Олли фБ: Это я ее спас, а не ранил. Боже.

Зак Сан: Я позвоню им на всякий случай.

Ромео Коста: Я еду в больницу.

Олли фБ: Нет необходимости.

Ромео Коста: Я возьму с собой Дал.

Олли фБ: Разве я не достаточно настрадался сегодня?

Зак Сан: Не совсем. Тебе нужно, чтобы мы что-нибудь принесли?

Олли фБ: Я ХОЧУ, ЧТОБЫ ВЫ НЕ ПРИХОДИЛИ.

Зак Сан: До скорой встречи.

14

Оливер

Сглаз. Несчастье. Проклятие.

Я принес несчастье всем, кто был мне дорог.

Тогда. Сейчас. Ничего не изменилось.

Ножки дешевого пластикового сиденья в приемной топорщились подо мной каждый раз, когда мой каблук подпрыгивал на линолеуме пола. Я стучал пальцами по коленям в ритме «Спящей красавицы».

Мне следовало воспринимать это как предупреждение. Мне удалось прожить пятнадцать лет, не слыша ее. Однако воспоминания о том, как я танцевал под нее с Брайар, всплыли в памяти несколько дней назад на вечеринке, после того как наследница Монако попыталась заманить меня на быстрый секс в ванной комнате известного дворца. Заиграл вальс, испортив весь момент.

Часы над приемной сверкнули на меня.

Два часа ночи.

Я вздохнул, размахивая рубашкой, которую я стащил у проходящего мимо. Несмотря на то, что на мне все еще были жалкие промокшие джинсы - те самые, в которых я спас Брайар, - я не чувствовал холода. Благодаря притоку адреналина я вообще ничего не чувствовал. Только знакомое волнение, возбуждение и отчаяние, которое накатывало на мое нутро всякий раз, когда мы с Брайар оказывались в одном почтовом индексе.

Парамедики позволили мне сопровождать ее в машине скорой помощи, вероятно, потому, что я и сам выглядел не слишком привлекательно. К тому времени как мы приехали, Брайар потеряла сознание. Врачи отправили меня в отдельный процедурный отсек, проверили показатели и вызвали двух враждебно настроенных медсестер, чтобы те поругались со мной за то, что я надел рубашку на что-то сухое.

С тех пор я занимал угол зоны ожидания на ближайшем к палате Брайар сиденье. Здесь меня допрашивали, что происходило примерно так:

Медсестра: Мы не можем связаться с ее контактными лицами.

Я: Ее контактные лица - это два нерадивых пламенных мудака.

Медсестра: Тем не менее, мы не можем до них дозвониться, но мы будем продолжать попытки.

Я: Не беспокойтесь. Ее родители пропали без вести с момента полового созревания. Я практически ее ближайший родственник.

Но так ли это? Лучше спросить: А должен ли?

Прошло два часа, а я все еще сидел в том же кресле и ждал новостей.

Пожалуйста, не впадай в вегетативную кому. Я чертовски не люблю принимать важные решения. Я едва могу решить, что хочу на завтрак.

Откинув голову назад, я ударился ею о стену и закрыл глаза. Больницы меня угнетали. Сильнодействующая смесь отбеливателя, антисептика и непередаваемого запаха страданий. Коктейль, с которым я хорошо познакомился за годы, просиживая часами возле операционных и отделений интенсивной терапии.

Сквозь звук шагов, звонки телефонов и стаккато писков кардиомониторов послышался звук открываемой двери.

— Господин фон Бисмарк?

Я резко поднялся на ноги.

Доктор Коэн пронесся мимо рядов кресел, остановившись совсем рядом с моим. По большей части я гордился тем, что не сужу о людях по внешности, но если бы мне пришлось выбирать врача для лечения Брайар, это был бы он. Лысый. Морщинистый. Суровый. Насколько я знал, ему могло быть как пятьдесят пять, так и восемьдесят три. Это не имело значения. Лишь бы он не был только что из ординатуры и не нарвался на свой первый провал.