— Она не может пойти к вам домой, чтобы прийти в себя, зная, что вы солгали ей об этом, а потом струсили.

Я последовал за ним.

— У меня дома нет ничего, что могло бы доказать, что мы были вместе. Ни фотографий, ни ее вещей, ни...

— Позаботьтесь об этом. — Он спустился по лестнице в гараж, а я шел за ним по пятам. — Вы находчивый человек - миллиардер, говорят. Уверен, ваши люди могут принести несколько вещей из ее дома и сделать дюжину фотографий ИИ, изображающих вас двоих.

— ИИ - это неэтично, — хмыкнул я, спускаясь по лестнице по двое и преграждая ему путь к следующему пролету.

— Как и спать с большинством женщин на континенте. — Он остановился, с усмешкой глядя на меня. Должно быть, до кого-то дошли слухи о том, что я устроил припадок дерьма несколько лет назад в этой самой больнице. — Меня не волнуют ваши личные предпочтения, господин фон Бисмарк. Мисс Ауэр - моя пациентка. Не говорите ей, что вы ей солгали. Ее психика так же хрупка, как и она сама. В какой-то момент к ней вернется память, и она сама поймет, что вы не вместе.

— И тогда? — Я почувствовал, как вспыхнули мои ноздри. — Она снова возненавидит меня за то, что я ей солгал.

Он пожал плечами, обходя меня стороной.

— Похоже, она уже ненавидела вас до этого. Не слишком много изменений, не так ли?

Доктор Коэн исчез в следующем лестничном пролете.

Я ударил ногой в стену, ругаясь на четырех языках, которые знал.

Черт побери.

17

Оливер

Через тридцать минут я сидел в больничном кафетерии вместе с Ромео, Даллас, Заком и Фэрроу, попивая теплый кофе по завышенной цене и выпечку трехдневной давности. Все это выглядело как одно большое, жирное вмешательство, что казалось несправедливым, учитывая, что мои привычки к алкоголю, сексу и кокаину были в значительной степени управляемыми.

— Итак. Давай-ка проясним ситуацию. — Ром помешивал свой кофе, его внимательные глаза были прикованы к моему лицу. — Эта женщина, с которой мы никогда не встречались, - твоя возлюбленная детства, которая теперь ненавидит тебя до глубины души, но она внезапно страдает амнезией, поэтому думает, что вы двое женитесь?

Я стиснул зубы.

— Ты говоришь, что это смешно.

— Это нелепость. — Зак сделал глоток своего кофе, отпрянув от вкуса. — Это звучит как ромком из прямого эфира.

Губы Ромео растянулись в довольной ухмылке.

— Только такой интеллектуальный титан, как Олли, мог попасть в подобное затруднительное положение.

— Эта выпечка ужасна, — сказала Даллас, прищурившись на булочку с корицей, но тем не менее продолжила есть. — Это хуже, чем шутка про отца.

Ромео взял булочку жены и поменял ее на печенье, которое он достал из внутреннего кармана костюма.

— Значит, ты не можешь рассказать ей правду о природе ваших отношений?

Я покачал головой.

— Доктор сказал, что очень важно, чтобы она сама все вспомнила, а пока я должен создать для нее благоприятную обстановку.

Зак зевнул.

— Она получит лучшую поддержку, если ее похитит банда педофилов.

— Ну, конечно. — Я закатил глаза. — Ей уже за тридцать. Она им не нужна.

— Что ты сделал, чтобы она разозлилась и выкинула тебя из своей жизни? — От Фэрроу исходили сильные флюиды патриархата. Тот факт, что она могла разрубить человека на микроскопические кусочки, тоже не способствовал ее привлекательности в моих глазах.

Я пожал плечами.

— Как обычно. Переспал с ней, а потом бросил. Думаю, это задело ее больше, учитывая, что мы знали друг друга с рождения.

Все сидящие за столом уставились на меня с разной степенью шока и отвращения. Кроме Даллас, которая все еще была поглощена своей выпечкой. А мне требовалось вмешательство. У кого есть такой сладкоежка, что его муж носит еду в карманах?

— Я люблю все винтажное, но только не десерт, — пожаловалась Даллас, обнюхивая пирожное, прежде чем откусить от него кусочек.

— Ты же не собираешься забирать ее домой, правда? — спросил Зак, сооружая трехмерного лебедя из больничной салфетки.

Я отбивал такт на липком столе кончиками пальцев.

— У меня нет выбора.

Я уже приказал своим помощникам выследить ее домашний адрес и доставить ее дерьмо ко мне домой. Уровень усердия меня тоже удивил. Я же не мог стереть с лица земли наши отношения. Рано или поздно она бы вспомнила.

Ромео ткнул себя пальцем в грудь.

— Ты даже не разрешаешь нам заходить в твой дом.