И он, и Олег выглядят именно так, как вы себе представляете мужчин из Братвы, а не как те, кто стоит за ерундой. Оба выглядят так, будто их учили убивать без вопросов, и они едва ли что-то мне сказали.

Я провела день, обдумывая, что я собираюсь сказать папе. Теперь в моей голове еще больше беспорядка, чем было раньше.

Я в основном оставалась в своей комнате, потому что хотела собраться с мыслями. Вот где я сейчас, и я не продвинулась дальше, чем была раньше.

Я понятия не имею, что скажу отцу. Я уверена, что Эрик захочет услышать, что я с ним поговорила, когда вернется.

По крайней мере, я могу быть благодарна, что теперь я в настоящей одежде, что я не в его рубашке, не в его футболке и не чувствую его запаха, как будто он оставляет на мне свой след.

Перед самым уходом Эрика, симпатичная блондинка зашла с сумками одежды от Neiman Marcus. Хотя она увидела меня мельком, я скрылась из виду из-за своей неподобающей для посетителей одежды. Я, однако, была склонна думать, что она могла быть его девушкой — или одной из них. Она не задержалась надолго. Она, вероятно, была здесь минут десять максимум.

Я не ожидала одежду в стиле Neiman Marcus и была бы так же рада чему-то из более дешевого магазина. Или совсем не хотела, потому что у меня была одежда на даче. Конечно, ничто из того, что у меня есть, не так хорошо, как маленькое летнее платье, которое на мне, которое выглядит так, будто оно принадлежит модели. Все остальное, что у меня было, выглядело так, будто я была готова копаться в саду или доить коров на ферме.

Когда я посмотрела на одежду, я была удивлена, увидев, что она правильно подобрала мне размер, и она купила несколько действительно хороших вещей, а также предметы первой необходимости, такие как нижнее белье и средства по уходу за кожей. Казалось, что она позаботилась обо всем, что мне может понадобиться.

Сделав глубокий вдох, я встаю на ноги и снова набираюсь смелости. Сегодня мне уже второй раз приходится набираться смелости, но сейчас сложнее.

Но мне стоит это сделать. Мне уже неловко, что я не позвонила отцу, и я знаю, что мне станет еще хуже, если я отложу это на потом или подожду до воскресенья, чтобы поговорить с ним.

Я нахожу Лиссу на кухне. Когда она видит меня, она поднимает голову и приветствует меня яркой улыбкой, которая делает ее зеленые глаза больше, но также углубляет морщины на ее лице. С ее серой прической-ульем она больше похожа на ту, которая была бы дома в телешоу 1960-х годов, но это придает ей теплое присутствие.

Я сразу же уловила это теплое присутствие, когда она показывала мне квартиру и одарила меня материнским взглядом, который я получала только от двух женщин в своей жизни — бабушки и жены Маркиза. Это был искренний взгляд, полный заботы о благополучии другого человека. Она делает это снова и сейчас.

— Привет, — нервно говорю я.

— Привет, дорогая, как ты себя чувствуешь? — спрашивает она, говоря с русским акцентом.

Я не уверена, что Эрик сказал ей о моем присутствии здесь, но поскольку это уже второй раз, когда она спрашивает меня об этом сегодня, я предполагаю, что он должен был рассказать ей о Скарлетт. Не все подробности того, что произошло, но, возможно, что моя сестра только что умерла.

В ее глазах есть тот проблеск сочувствия, который показывает сострадание, которое испытываешь, когда знаешь, что кто-то потерял любимого человека.

— Не так уж плохо. — Это мой ответ по умолчанию. — Лисса, Эрик говорил с тобой о моём звонке?

Она улыбается и кивает. — Хочешь поговорить с отцом?

— Да, пожалуйста.

— Хорошо. Следуй за мной.

Она ведет меня в гостиную, где открывает маленький шкафчик и достает серебристый мобильный телефон.

Когда она протягивает мне телефон, мои руки дрожат, и она слегка сжимает мое плечо.

— Я уверена, ты почувствуешь себя сильнее, когда начнешь с ним разговаривать.

— Надеюсь. — Думаю, если я попытаюсь сфокусировать обсуждение на здоровье папы, то все будет в порядке. Не то чтобы я собираюсь избегать упоминания Скарлетт. Я определенно не смогу этого сделать. Я просто думаю, что лучше поговорить с ним лицом к лицу, когда дело касается ее.

— Если я тебе понадоблюсь, я буду на террасе, — говорит Лисса. — Просто выходи и позови меня.

— Спасибо.

Ее доброта успокаивает. Когда она рядом, я чувствую себя иначе, чем когда мужчины здесь. Может быть, это делается намеренно, как способ контролировать меня. Я привыкла к тому, что люди пытаются мной манипулировать, так что это не будет новой тактикой, которую я раньше не видела. У меня просто нет сил делать что-то большее, чем то, что я делаю.

К тому же, даже если это фальшь, ее доброта, возможно, именно то, что мне сейчас нужно, чтобы уравновесить эмоции, сталкивающиеся во мне.

— Пожалуйста, дорогая. — Она уходит, и как только она заходит в дверь, нервы возвращаются, и я снова замираю.

У меня в голове запрограммирован номер папы, и я готова позвонить. Я просто не знаю, что сказать.

Это удивительно, я не могу поверить, что я та самая девочка, которая первой бежала в объятия отца, когда он каждый день возвращался с работы. Я не могу поверить, что я та самая девочка, которая рыдала, когда он отправлялся в путешествие по Европе со своей галереей. Папа устраивал художественные выставки, и хотя для него это, должно быть, было так волнительно, я была несчастна, когда его не было, и счастлива, когда он был со мной.