Очевидная потребность в деньгах, которую я понимаю. Но у нее была сестра, к которой она могла обратиться, и чертовски богатый отчим. Я исключаю ее отца, потому что не думаю, что она пошла бы к нему за чем-либо после того, как он обвинил ее в смерти матери.

Единственное, что я могу вспомнить, это то, о чем я думал раньше. Что ей, должно быть, нужна была куча денег. Так почему же она не могла обратиться к своему отчиму, который был женат на ее матери много лет?

Я не могу вспомнить ни одной женщины, похожей на нее, которая бы предпочла продать свое тело, чем обратиться за помощью к семье в час их величайшей нужды. Если только она не думала, что не может. Она также никогда не упоминает своего отчима. Не то чтобы мы долго говорили о чем-то личном.

Я просто подумал, что она могла бы попросить связаться с ним и рассказать, что случилось со Скарлетт и даже о похоронах. Мой ответ был бы “нет”, потому что чем меньше людей знают, тем лучше на данный момент, но странно, что она вообще не упомянула его. Ее отец тоже не упомянул его, когда я уточнял детали похорон.

Когда солнце проникает в комнату, это сигнал, что мне пора собраться и вернуться к работе.

Зацепка, которую мы с моими людьми сейчас проверяем, появилась после моей встречи с Люком прошлой ночью. Я поручил Боре разобраться в его делах. Вчера он обнаружил, что Люк работал не только на Роберта. Этот придурок также работал на Мику в качестве посредника.

Я попросил Борю продолжить расследование. Он снова написал мне сообщение в ранние часы утра, когда я был с Саммер, дав мне знать, что он что-то расследует. Сейчас я жду от него новостей.

По крайней мере, казалось, что все движется. Хотя, на мой взгляд, все еще черепашьим темпом, но движется.

Когда солнечные лучи проникают в окно, Саммер шевелится в постели. Ее глаза трепещут, и когда ее взгляд останавливается на мне, она выглядит испуганной на несколько мгновений, а затем успокаивается.

— Ожидала увидеть кого-то другого? — спрашиваю я.

— Нет, я всегда чувствую себя дезориентированной по утрам. — Она смотрит на часы и хмурится. Уже больше пяти. Скоро взойдет солнце в полном цвету. — Особенно так рано. Как ты вообще встал?

— Вот во сколько я просыпаюсь, Куколка. Иногда я встаю и начинаю день. Иногда, как сейчас, мне нравится сидеть и смотреть.

— Ты за мной наблюдал? — она прищурилась.

— Да. Ты хорошо выглядишь в моей постели. — Я ухмыляюсь. Дьявол, сидящий на моем плече, хочет этого трения между нами. Это как чертов брачный танец. — Ты хорошо выглядишь спящей. Мирной. Это единственный раз, когда я вижу тебя такой, поэтому мне интересно, что было с тобой до Роберта, до этого.

— Со мной ничего не случилось, — отвечает она, защищаясь.

— Ты ждешь, что я поверю, что такая девушка, как ты, просто оказалась в секс-клубе? Это не просто так произошло.

— Ну, это не твое дело, — бормочет она и пытается придать лицу суровое выражение.

Я улыбаюсь ее дерзости. — Не позволяй мне снова шлепать твою задницу. Не уверен, хочешь ли ты спровоцировать еще одну волну наказания, или, может быть, хочешь. Кажется, ты наслаждаешься этим.

Она с силой кусает задние зубы и прищуривается, глядя на меня.

— Я знаю, что ты пытаешься сделать. Ты хочешь, чтобы я сказала тебе какую-то херню, зная, что у меня будут проблемы, и тогда ты будешь владеть мной всю жизнь.

Я смеюсь. — Я не уверен, что смог бы танцевать с тобой этот безумный танец всю жизнь, куколка. — Я, блядь, лгу, потому что знаю, что смог бы, и это пугает меня до чертиков.

Это на самом деле ужасно, потому что это означает видеть больше, чем настоящее, и смотреть в будущее. Я встаю и иду к ней. Пока я иду, я не упускаю из виду, как ее глаза бродят по моему телу и останавливаются на растущей выпуклости, упирающейся в мои боксеры.

Я протягиваю руку, чтобы коснуться ее лица, но она отворачивается.

Проведя пальцами по ее изящной шее, я поворачиваю ее спиной к себе, и она застывает.

— Тебе придется постараться еще сильнее, чтобы заставить меня поверить, что я тебе не нравлюсь.

— Ты мне не нравишься.

— Лгунья. Ты зла на меня, как черт, но я тебе тоже слишком нравлюсь, чтобы помешать мне прикоснуться к тебе.

— Ты придурок, — заикается она.

— Мы установили это, и все же то, что я вижу в твоих глазах, — это похоть и желание, чтобы я дал тебе больше. Если бы я раздвинул тебя и трахнул, как несколько часов назад, ты бы меня не остановила, и это не из-за какого-то наказания.

Она знает, что я прав, и выглядит так, будто я только что выложил ей чистую правду, но она упряма. — Может, это то, что ты хочешь увидеть.

— Это именно то, что я вижу, но это не имеет значения. Наказание или нет, я никогда не оставлю тебя в покое, пока не закончу с тобой. — Я приподнимаю ее челюсть выше, чтобы она могла смотреть мне прямо в глаза.

— Я для тебя игрушка?

— Нет.

— Тогда, может, тебе стоит спросить меня, чего я хочу, вместо того, чтобы вести себя как бессердечный ублюдок.