— Нам не придется долго оставаться, — утверждает Эрик.

— Ладно, я, наверное, посмотрю, как пойдет.

— Я просто буду ждать здесь.

— Спасибо. Спасибо, что пошел со мной.

Я по глупости думала, что он зайдет со мной в дом, но это только моя тревога. Эта часть на мне. Я должна сделать все сама. Это дом моего отца, и я теперь взрослая женщина. Мне нужно собраться с мыслями.

— Не волнуйся. Увидимся через некоторое время, — добавляет он, опуская голову.

— Хорошо.

Я выхожу из машины, и мои трясущиеся ноги несут меня по тропинке. Здесь есть прекрасные цветы, которыми я могла бы любоваться, если бы не была так взволнована. Мои легкие горят, и каждый шаг кажется тяжелым.

Я пристально смотрю на дверь перед собой и сосредотачиваюсь на том, чтобы ставить одну ногу перед другой. Подойдя к двери, я звоню в звонок и жду. Она распахивается, и там стоит мой отец, которого я не видела восемь лет.

Когда я смотрю на его изможденный вид и деревянную трость, на которую он опирается, я на мгновение забываю о своей тревоге, и он снова мой отец — просто старше, с морщинами, седыми волосами… и умирающий. Он выглядит так, будто умирает, и внезапно мне становится ужасно, что я так долго его не видела.

Он смотрит на меня с тем же трепетом, который чувствую я. Он изучает мое лицо, как будто пытается понять, настоящая ли я. Я затаиваю дыхание, когда он делает шаг вперед и тянется, чтобы коснуться моего лица.

Прикосновение возвращает меня назад, и я вдруг снова становлюсь той маленькой девочкой, которая бежала к нему при каждой возможности.

— Саммер, — произносит он мое имя с теплотой. Его голос пробуждает воспоминания о более счастливых временах.

— Привет, пап, — отвечаю я.

— Ты действительно пришла.

Я киваю. — Я здесь.

Он прислоняет трость к двери и притягивает меня к себе. На мгновение я позволяю себе насладиться ощущением безопасности. Я почти чувствую себя той, кем была раньше. Той девочкой, которая жила мечтами.

Но когда он отстраняется и отпускает меня, я вспоминаю, что нужно быть осторожной. Это приветствие потому, что мы не виделись много лет, а не потому, что прошлое исправлено. Проблемы, которые у нас были, все еще существуют. Единственное отличие — время ушло, и все, что у нас есть, — это мы друг у друга.

— Входи. — Он жестом приглашает меня, и я быстро оглядываюсь через плечо на Эрика, который, как я и не подозревала, наблюдает за мной.

Я поворачиваюсь к отцу и захожу в его дом. Он ведет меня в гостиную, где на стенах выставлены его новые картины. Так странно видеть работы, о которых я не знала. Раньше я всегда знала, над чем он работает.

Я сажусь на диван, а он садится напротив, положив трость на бок.

— Я рад, что ты пришла, — говорит он.

— Я тоже. Рада тебя видеть.

— Еще лучше видеть тебя. Не могу поверить, что прошло так много времени.

— Да. Прошло много времени. — Я складываю руки, чтобы они не дрожали.

— Могу ли я предложить тебе что-нибудь выпить или поесть?

— Нет, я в порядке. Это я должна приносить тебе еду.

— Нет. Движение позволяет мне оставаться активным. У меня есть медсестра, которая приходит на несколько часов в день, чтобы помочь, и горничная, которая следит за домом.

— Это хорошо. Как ты себя чувствуешь?

— Не так плохо, как вчера. Кажется, все выровнялось. А ты?

Я качаю головой. — Не лучшим образом, папа, и не знаю, когда снова стану.

— Да. Я никогда не ожидал, что моя дочь умрет раньше меня. Ее было трудно похоронить… — Он выдыхает и прикусывает губу.

— Мне жаль, папа.

— Я знаю. Мне тоже. После того, как все уладится, ты планируешь остаться в Лос-Анджелесе?

— Я не думала об этом. Но я хотела бы увидеть тебя и позаботиться о тебе. — Я думала об этом. Я бы сделала это, если бы он хотел, чтобы я была рядом. Я бы проглотила свою боль и обиду и была бы рядом с ним, чтобы он не умер, ненавидя меня тоже.

— Это было бы здорово. Может, мы могли бы вместе упаковать вещи Скарлетт. Эрик сказал, что ты была у нее дома.

— Да. Мы убрали спальню. Там, возможно, еще один день работы, а потом придется выносить вещи.

— Я рад, что ты занимаешься ее делами.

— Просто трудно упаковать их навсегда.

У него тикает челюсть, и это меня настораживает. В лучшие времена папа обычно спокойный человек. Холодный и даже расчетливый. Но вы видите этот тик, это его подсказка. Оно как предупреждение, что внутри него бушует буря.