Эрик тушит сигару, когда видит, в каком я состоянии, и кладет ее обратно в машину.

Не знаю, что на меня нашло, но когда я снова смотрю на него, я бегу к нему.

Когда я добираюсь до него, я хватаюсь за его рубашку, как будто мне нужно удержать ткань, чтобы не исчезнуть.

— Саммер, детка, ты в порядке? — спрашивает он, но его голос звучит так далеко.

Я открываю рот, чтобы ответить, но не могу. Все, что сказал папа, крутится в моей голове, и горе нападает на меня.

Вот тогда я снова ломаюсь. Вот тогда реальность действительно бьет, и чувство вины за свое безрассудство поглощает меня. Слезы текут из моих глаз, как река, боль в моей душе никогда не кончится. Как будто я не могу ее остановить, и она убьет меня, если я позволю ей. Но это первый раз, когда мне не хочется бороться.

Как только эта мысль приходит мне в голову, я чувствую, как сильные руки обнимают меня, даря тепло.

Эрик притягивает меня в свою безопасность, к твердым стенам своей груди и не дает мне развалиться. Быстрое биение его сердца напоминает мне о защите, которую он мне предлагает. Прямо сейчас я, возможно, и не бегу, спасая свою жизнь, но тепло его объятий защищает меня от гаммы эмоций, нападающих на меня.

— Саммер, — шепчет он мне на ухо.

— Пожалуйста, мы можем уйти? Мы можем пойти домой?

— Конечно. Пойдем домой.

Глава 27

27

Эрик

Я обнимаю Саммер и смотрю, как она ломается. Я не могу вспомнить, когда в последний раз я чувствовал, как такой гнев струится по моим венам.

Мне не нужно гадать, что ее отец, должно быть, обвинил ее в смерти сестры. Это единственное, что могло ее так сломить.

Что бы он ни сказал, маска, которую она носила до этого, треснула, и те немногие силы, которые заставляли ее держаться, угасли.

Она не была с ним даже десять минут, но он сумел уничтожить ту борьбу, которую я увидел в ней, когда мы впервые встретились. Ее больше нет.

Что я хочу сделать, так это зайти в дом ее отца и высказать ему все, что я думаю. Я не делаю этого только потому, что она нуждается во мне прямо сейчас.

Итак, я помогаю ей сесть обратно в машину и сажусь за руль.

Она плачет всю дорогу домой и не останавливается, когда мы заходим в дом. Я отвожу ее в свою комнату, и там она поддается своему горю.

Я вижу, как ее тело содрогается от рыданий, когда она кричит от души, и я вижу, что ее охватило настоящее горе от потери сестры. Не только от встречи с отцом она так поступила.

То, что я вижу здесь, это все в одном месте, и я не знаю, что сделать, чтобы помочь ей. Единственное, о чем я могу думать, это сесть рядом с ней.

Когда она тянется к моей руке, я держу ее и смотрю, как она плачет, пока не заснет.

Только когда ее руки ослабевают, я выхожу из комнаты и спускаюсь вниз, где меня с тревогой ждет Лисса.

— Что случилось? — спрашивает она.

— Она только что видела своего отца.

— Боже. — Лисса понимающе смотрит на меня. — Я присмотрю за ней, если тебе придется идти на работу.

Работа.

Я собирался пойти в Markov Tech, но думаю, мне лучше остаться здесь. Я могу работать из дома остаток дня.

— Я останусь здесь, но буду в своем кабинете. Может, просто послушаю, вдруг ей что-то понадобится.

— Конечно, — кивает она.

Я иду в свой офис, имея в голове план, но мне нужно сделать еще одно дело, прежде чем я займусь чем-то еще.

Мне нужно поговорить с Джоном.

Ему повезло, что он старый и больной, иначе я бы вернулся к нему домой и выбил ему зубы в глотку.

Я достаю телефон и вижу два пропущенных звонка от него. Хорошо. Пусть, блядь, ждет и варится.

Теперь ему придется иметь дело со мной.

Я перезваниваю ему, и он отвечает с первого гудка.

— Эрик, я пытался тебе дозвониться.

— Ты, ёбаный ублюдок, что ты ей наговорил? — возражаю я.

— Мне нужно с ней поговорить.

— Ты, черт возьми, ответь мне, — требую я.

— Эрик, мы спорили. Есть определенные вещи, которые ты не понимаешь в моей дочери.

— Ты обвинял ее в смерти Скарлетт, не так ли?

— Если бы ты просто выслушал меня…

— Нет, мне не нужно тебя слушать, и мне не нужно ничего понимать о твоей дочери. Если бы я был тобой, я бы радовался, что моя дочь выжила, я бы не заставлял ее чувствовать себя дерьмом из-за того, что она выжила. Какого черта ты смеешь винить ее в смерти сестры? Как ты смеешь? Если ты считаешь это нормальным, ты жалкое подобие отца, и тебе не следует с ней разговаривать.