Шрифт:
Прошло два года с момента ее исчезновения. Люди снаружи не приходили мне в голову - до тех пор, пока Джаспер Кросс не появился в том подвале.
Удивление мелькает ее лице.
– Это не…
– Это правда, Эверли. Подумай об этом. Мы не говорили о нем. Ни разу.
Порывшись в воспоминаниях, она недоверчиво качает головой, заново переживая горе, пока переваривает мои объяснения. Единственные звуки, наполняющие комнату, - это журчание воды в трубах, свидетельство того, что жизнь продолжается за пределами нашей суровой реальности.
Когда осознание приходит, она позволяет себе опуститься на кровать. Между нами остается пространство. Зияющая пропасть, которую мне не предлагают преодолеть.
– Я думала, он умер.
– Ее голос едва громче шепота.
– Кто-то сказал мне… - Она делает несколько судорожных вдохов, собираясь с духом.
– Я сдалась. Я уже попрощалась с ним.
– В ее признании чувствуется вина, как будто она могла изменить произошедшие события, если бы только достаточно сильно верила.
Я мог бы сказать ей, что это ничего бы не изменило. Даже если бы она держалась за свою любовь, как за горящую свечу, не позволяя пламени угаснуть, он все равно отказался бы от нее.
И это было бы еще больнее.
Но все, что я скажу, лишь усугубит ситуацию. Причинит ей еще большую боль.
Я сжимаю губы и ничего не говорю.
Я просто жду.
Наконец она поворачивается ко мне всем телом, и в голубых глазах появляется настороженность.
– Я чувствую себя так… я не знаю, что я чувствую. Почему ты здесь, Айзек? Я для тебя работа? Часть твоей миссии?
Поначалу я говорил себе, что все это лишь часть работы. Я оказался здесь, чтобы перехватить Винсента и убедиться, что она не попадет под перекрестный огонь. Но на самом деле я думал о ней, пока мчался с континента на континент в погоне за нашей местью. В моей голове она была постоянным спутником. Я не могу отрицать зародившуюся надежду, когда Таннер сказал мне, что она развелась с Джаспером Кроссом, и панику, когда я наткнулся на убитую женщину, похожую на нее.
Я начинаю подозревать, что все эти дни, проведенные с незнакомкой по ту сторону стены, изменили химию моего мозга. Она стала казаться мне моей.
Теперь я не могу держаться в стороне.
Поэтому я говорю ей правду.
– Ты - нечто совсем другое.
– Что это вообще значит? Если ты не хочешь, чтобы я вышла за эту дверь, ты должен дать мне что-то, что я смогу понять. Все, что я могу думать, это то, что я… - Она качает головой, с трудом сохраняя самообладание, чтобы произнести эти слова.
– Я даже не знаю тебя.
Это чертовски больно. Даже больнее, чем я думал.
Я придвигаюсь ближе.
– Ты меня знаешь.
Все это время я говорил ей, что это не так. Почему она должна поверить мне сейчас?
– Не знаю.
– Ее голос дрожит, но она не отстраняется.
– Тебя вообще зовут Айзек?
Полагаю, это вполне справедливый вопрос, учитывая все псевдонимы, о которых я ей рассказывал.
– Да.
Она издает невеселый смешок.
– Тогда это единственное, что я знаю.
Я скрежещу зубами, привлекая ее внимание к моей челюсти, прежде чем оно спустится к горлу. Я тяжело сглатываю.
– Меня зовут Айзек Портер, и я был лучшим детективом, черт возьми, в полицейском управлении Лос-Анджелеса. Мне не следовало рождаться, но я родился, и это сломало меня. Я слишком много пил - так много, что это, вероятно, в конечном итоге убило бы меня. От саморазрушения меня спасла моя младшая сестра. Когда она исчезла, я сорвался.
Эверли подносит руку ко рту, словно это единственный способ сдержать эмоции. Слезы текут по ее щекам, проникая в щели между пальцами.
– Ты знаешь меня, Пчелка. Ты знаешь меня лучше, чем… - Мой голос срывается.
– Кто?
– Лучше, чем кто-либо из живущих.
Ее взгляд - как удар ножом в сердце.
– Я хочу верить тебе, но я больше не знаю, что думать. Ее слова едва ли громче шепота, я бы не расслышал его, если бы между нами была стена.
– Есть еще кое-что.
– Признание звучит так же тяжело, как я чувствую себя внутри.
– Когда я встретил тебя, я был на самом дне. Я всю жизнь строил вокруг себя стену, но каким-то образом ты преодолела нее.
– Я делаю глубокий вдох и выпускаю всю правду наружу.
– И теперь я не могу, черт возьми, держаться от тебя подальше.
Лицо Эверли морщится, из горла вырывается рыдание.
В этот момент я притягиваю ее к себе.
Сопротивление в ее мышцах исчезает, и она прижимается ко мне, изливая эмоции мне на грудь.
Мое дыхание сбивается, но я сохраняю спокойствие, чтобы она могла дать волю эмоциям.
Я не знаю, как это делается. Я не умею обращаться с женскими слезами, да и вообще с эмоциями. Даже своими собственными. Но вот мы сидим на кровати в номере мотеля, где я только что выплеснул на эту девушку свои грязные фантазии, и она приняла каждую из них.