Я стираю влагу со щек, впитывая его слова.

Может, он прав.

Может, время еще есть.

Для меня, во всяком случае…

– А что… что насчет тебя? У тебя есть песочные часы?
– Я понимаю, что даже не знаю, как долго я пробыла в операционной. Моя тарелка с обедом все еще стоит рядом со мной, ледяная.
– Как долго меня не было?

– Несколько часов, наверное. Потом ты спала еще часа три или четыре.
– Короткая пауза.
– Никаких песочных часов.

Я сглатываю, закрываю глаза и ложусь на спину, натягивая одеяло до подбородка.

– Мне холодно, - бормочу я. Боль в животе пульсирует, а зубы стучат с удвоенной скоростью.
– У меня все болит. Такое ощущение, что они меня выпотрошили.

– Борись с этим.

Мои глаза снова слезятся.

– Я не знаю, смогу ли я.

– Ты должна. Другого выбора нет.

Выбор.

Когда-то у меня была возможность выбора. Мой выбор привел меня сюда.

– У меня не осталось сил бороться. Все… так тяжело.

Он молчит, и мне становится интересно, о чем он думает. Его разум - настоящий лабиринт. Я постоянно жду его следующих слов - что он скажет, чтобы заставить меня смеяться, размышлять, задавать вопросы или сердиться. Айзек повидал многое. Вещи похуже меня, я уверена в этом.

Когда он не отвечает даже через несколько минут, меня охватывает чувство одиночества. Может быть, я ждала реакции. Мотивирующую речь или мудрые слова. Немного поддержки в моем отчаянии.

Мне следовало бы знать его лучше.

Мои пальцы сжимают край одеяла.

– Тебе нечего сказать?

– О том, что ты перестала бороться?
– Он издает раздраженный звук.
– Я не из тех, кто уговаривает, Пчелка.

Нахмурившись, я приподнимаюсь на нетвердых предплечьях.

– Ты единственный, кто у меня есть.

– И я сожалею об этом.

– Айзек, прекрати.
– Я прижимаюсь к стене, придвигаюсь ближе к стене, вздрагивая, когда мое тело начинает сопротивляться.
– Я знаю, что тебе не все равно. Тебе не нужно возводить передо мной стену. Я морщу нос и прочищаю горло.
– В переносном смысле.

– Ты думаешь, что знаешь меня, да?

Я вздрагиваю, опускаясь обратно на кровать.

– Я знаю достаточно.

– Тогда просвети меня.

– Я думаю, в глубине души ты хороший человек, - говорю я, подложив ладони под щеку.
– Порядочный, честный. Яростно защищаешь тех, кого любишь. Но ты носишь маску, чтобы люди не видели тебя настоящего. Для тебя уязвимость - это болезнь, слабость.
– Мои глаза начинают привыкать, когда я смотрю на белый барьер с красными пятнами.
– С тобой случилось что-то плохое. Что-то ужасное. И, возможно, ты всегда винил в этом себя, хотя это была не твоя вина. И не могла быть. Но ты глубоко чувствуешь, больше, чем показываешь. Ты переживаешь свои потери до такой степени, что отвергаешь подлинные эмоции, связь… чувства. Так проще. Безопаснее.

Никакого ответа.

Я смотрю на стену, мое сердце бьется все живее, пока я дышу задумчивой тишиной.

– Я на правильном пути?

– Хм, - ворчит он, ерзая на месте.
– Теперь ты мой психотерапевт?

– А у тебя есть психотерапевт?

– Люди обращаются к психотерапевтам, чтобы измениться. Это означает, что есть смысл пытаться. Или что тебе не все равно.

– Измениться - это не то слово, которое я бы использовала. Терапия - это рост. Это то, что может быть полезно каждому, верно?
– Когда он ничего не отвечает, я прикусываю щеку, надеясь, что хоть немного достучалась до него.
– Замыкание в себе не идет тебе на пользу, Айзек. Это ведет к одиночеству. Жизнь всегда будет наполнена потерями и душевной болью, но именно это делает нас сильнее. Мы живем с ними, но не позволяем им определять нас.

– Тебе легко говорить.
– Его тон резкий и язвительный.
– До сих пор ты вела привилегированную жизнь. Красивое лицо, красивые люди, исполняющие все твои прихоти. Слава и богатство.

– Мое красивое лицо– это то, из-за чего я оказалась здесь, гнию в этой тюрьме.
– Моя грудь вздымается, эмоции нарастают.
– Это проклятие, а не дар.

– И именно благодаря ему ты все еще жива.

Я отпускаю невеселый смешок.

– Думаешь, я не страдала? Не горевала? Не боролась?

Он ничего не отвечает.

Я сажусь и морщусь, когда закидываю ногу на ногу. Он снова отгораживается от меня, отталкивает. Защитный механизм, чтобы притупить свою боль и не впускать меня внутрь.

– Поговори со мной, - тихо прошу я, прижимаясь лбом и рукой к стене.
– Скажи мне, что причинило тебе боль.

По-прежнему ничего.

– Айзек.
– Я судорожно выдыхаю, сгибая пальцы.
– Скажи мне, почему ты ненавидишь весь мир.

Проходит двадцать две секунды, прежде чем он признает это.