Шрифт:
– Я… я не могу…
– Расскажи мне, что они с тобой сделали. Куда они тебя забрали.
– Я не знаю. Они вырубили меня… Я не… - Я сжимаю бедра вместе, шипя от боли.
– Они забрали мои яйцеклетки.
Я всхлипываю с безнадежностью.
Мое зрение затуманивается, усиливая чувство обреченности. Мой голос срывается, а рассудок отказывает. Наркотики все еще текут по моим венам, делая меня вялой. Уязвимой. Если бы они попытались убить меня сейчас, я была бы бессильна остановить их.
Я обхватываю колени руками и рыдаю в накрахмаленную подушку. Айзек рядом со мной. Я чувствую его ближе, чем когда-либо. Если бы я отключилась ненадолго, то смогла бы представить, как его дыхание овевает мое лицо, как его голос раздается прямо у моего уха, вибрируя во мне.
Как я могла позволить этому случиться?
Он - номер.
Жертва.
Трагедия, которая вот-вот случится.
И каким-то образом я стала заботиться о его благополучии не меньше, чем о своем собственном. Вдвое больше боли, вдвое больше потерь.
– Тебе нужно взять себя в руки. Это еще не конец.
– Его тон спокойный, но твердый. Он пытается достучаться до меня, но не может.
– Послушай меня. Мы не закончили. У нас есть план. В следующий раз, когда этот безмозглый урод принесет тебе еду, нацепи на него браслет, и я…
Его голос умолкает.
Закрыв глаза, я делаю глубокий вдох, и слова Айзека убаюкивают меня, возвращая под воду, где солнечный свет покрывает поверхность золотистым сиянием. Мои пальцы поднимаются, как пузырьки, и я тянусь к пятнам света, пытаясь коснуться его.
Но это всего лишь еще одна стена.
Темнота настигает меня в тот момент, когда веки снова открываются.
Здесь тихо. Слишком тихо.
Мои мышцы ноют, и я понимаю, что заснула, как спутанный клубок конечностей. Глаза сухие и горят, я моргаю полдюжины раз и отрываю липкую щеку от подушки, пока мое тело пульсирует от остаточной боли. Когда я пытаюсь сесть, равновесие нарушается, и я падаю с матраса, столкновение с холодным полом вызывает у меня шок.
Болит все.
Со стоном я включаю лампу, комнату заливает красным светом, и я заползаю обратно на кровать. Я натягиваю на себя одеяло, зубы стучат от холода.
Тишина становится жуткой, и я поворачиваюсь лицом к стене.
Айзек.
Он разговаривал со мной, пытался успокоить мою грусть, прежде чем я ушла в себя, потерявшись в пустоте.
Внутри меня зарождается паника, и я бью рукой по стене, страстно желая снова услышать его голос. Но звука удара нет, а моя сила - не более чем слабый ветерок, бьющийся о кирпичный столб.
– Айзек?
Ничего.
Боже мой… они забрали его?
Волна тревожного жара прокатывается по мне, усиливая спазмы и боль в животе. Если его нет, я не переживу этого. Я не справлюсь одна. Больше нет.
Я сжимаю руку в кулак и начинаю стучать.
– Айзек.
– Мой голос звучит так, будто я выкуривала по десять пачек в день и довела себя до хронической легочной инфекции.
– Айзек, скажи что-нибудь. Пожалуйста.
Шлеп, шлеп, шлеп.
Его цепь двигается.
Облегчение охватывает меня с такой силой, что я падаю обратно на матрас, как марионетка, у которой перерезали ниточки.
– Ты все еще здесь.
Он издает сонный, ворчливый звук, говорящий о том, что он спал.
– К моему глубокому восторгу.
– Я думала… Я думала, что ты… - От слез сдавливает горло, и я прижимаюсь к стене.
– Я рада, что ты в порядке.
Его цепь звенит ближе, и голос становится громче.
– Ты в порядке?
В порядке– это значит жива.
Ни один из нас не в порядке. И я не уверена, что мы когда-нибудь снова будем в порядке.
– Не думаю, что у меня осталось много времени, - сокрушенно говорю я, прикладывая ладонь к стене и представляя, что это его рука прижимается к моей. Человеческое прикосновение.
– Они взяли у меня все, что им было нужно. Они…
– Им еще нужно имплантировать яйцеклетки в реципиента, да? Это ведь так работает?
– Он делает паузу.
– У тебя есть время. Они не избавятся от тебя до того, как пересадка пройдет успешно. И кто сказал, что их не будет еще?