— Я видела Эверли вчера вечером.

Я весь напрягся.

— Где?

— В «Дворце пиццы».

Она пошла в пиццерию? Я предположил, что она пошла к Люси и Дюку.

— Она была одна?

Саванна кивнула.

— Да. Она сидела за столиком. Мама и Джулиан хотели пойти куда-нибудь поужинать, и разрешили мне самой выбрать, потому что я получила пятерку за контрольную по алгебре. Мне не хотелось в кафе с тех пор, как…

С тех пор, как мы столкнулись с моими родителями и братом, и они притворились, что не знают ее.

— Понимаю, — сказал я, садясь рядом с ней.

— Что ты с ней сделал? — Тон Саванны заставил меня почувствовать себя чашкой с водой в моей студии после долгого дня за мольбертом: грязной и обреченной быть слитой в унитаз.

— Это сложно.

Вчерашний день был одним из самых долгих в моей жизни. С тех пор как Эверли ушла из галереи, у меня внутри все сжалось. Я пытался справиться с этим. Я пришел домой и заперся в студии до наступления темноты. Когда я наконец вошел внутрь, то ожидал застать ее здесь, но дом был пуст. Зловещий. Одинокий. Без нее я не мог заснуть, не зная, все ли с ней в порядке. Все мои сообщения и телефонные звонки оставались без ответа.

— Сложно, — повторила Саванна. — Она так и сказала.

— Сложно — это еще мягко сказано.

— Она выглядела такой грустной. А потом мама повела себя как стерва и назвала ее золотоискательницей.

— Господи. — Я стиснул зубы. Эверли и так достаточно натерпелась, особенно от меня. Она не заслуживала того, чтобы еще и Эйприл на нее набрасывалась.

Саванна фыркнула от смеха.

— Не волнуйся. Эверли тут же ответила тем же. Она назвала маму сукой.

Я поперхнулся собственной слюной, закашлялся и прочистил горло. Не только из-за того, что услышал это слово из уст моего ребенка, но и из-за того, что Эв вот так потеряла самообладание. Обычно она цепляла фальшивую улыбку и убивала добротой.

— Было довольно забавно наблюдать, как мама не находила слов. Как будто попробовала собственное лекарство. Обычно последнее слово остается за ней.

И все же я не понял, что Эв должна была сделать это с самого начала.

— А что потом?

— Эверли ушла. Я побежала за ней и спросила, почему она не идет домой. И она сказала, что это сложно.

— Да. — Я положил руку ей на колено. — Так и есть.

— Я не глупая. Я могу понять, что такое «сложно».

— Я знаю, что ты не глупая, Саванна. Я просто… не хочу обременять тебя этим.

Ее плечи опустились.

— Она могла бы сказать гораздо больше, чем просто назвать маму сукой.

— Пожалуйста, перестань говорить «сука».

— Прости. — Она рассмеялась. — Это было забавно.

Я завидовал, что Эверли удалось сказать именно то, что я хотел сказать в течение многих лет.

— Она могла поступить и хуже, — сказала Саванна. — Она могла бы сказать им и всем остальным, что Джулиан ударил меня.

У меня перехватило дыхание. Это был первый раз, когда Саванна призналась мне, что Джулиан ударил ее.

Я собирался убить этого сукина сына. Я собирался переломать ему все кости и оставить от него кровавое месиво. Мне всегда было интересно, что же происходит в том доме. Я строил догадки. Но признание Саванны всколыхнуло во мне такую ярость, что насилие показалось мне единственным способом справиться с этим. Глубоко вздохнув через нос, я взял себя в руки. Сейчас было не время взрываться.

— Когда? — спросил я, хотя уже знал ответ. — Когда он ударил тебя?

— В день происшествия на ферме. В то утро мы поссорились, и он ударил меня по лицу. Вот почему я прогуляла школу. Вот почему Трэвис нашел меня в амбаре вдовы Эшли. Я призналась в этом Трэвису, Люси и Эв на ферме, прямо перед тем, как эта психбольная попыталась нас убить. Эверли могла бы рассказать об этом маме и Джулиану прошлым вечером и предать это огласке. Но она этого не сделала. Я думаю, потому что знала, что это только усложнит мою жизнь.

Только если ей придется жить с Джулианом.

— Если он бьет тебя, ты не можешь находиться рядом с ним.

— Это было всего один раз.

— Не имеет значения. Ты больше никогда не вернешься в этот дом. Сегодня после школы приходи сюда. А потом мы вместе заберем остальные твои вещи.

В тот момент, когда она уйдет, я позвоню Эйдену.

— Нет. — Она покачала головой. — Они не должны знать, что я тебе рассказала. Я просто буду снова это отрицать.

— Но…

— Папа, пожалуйста. — Она схватила меня за руку и сжала ее, умоляя. — Пожалуйста. Они не должны знать.

— Почему? Объясни мне.

Она закрыла глаза, движение, которое я видел — и делал сам — тысячу раз. Она отгораживалась от меня.

— Поговори со мной.

Прошло несколько мгновений, а она сидела молча. Но я с замиранием сердца ждал, пока она наконец заговорит.

— Она сказала, что ты вернешься в тюрьму.

— Кто? Твоя мама?

Она кивнула.

— Мама сказала мне что, если я когда-нибудь расскажу кому-нибудь о Джулиане, она позаботится о том, чтобы ты поплатился за это. Что все в городе считали тебя преступником, и все, что ей нужно было сделать, это сказать им, что ты ударил ее и изнасиловал. Тогда они отправят тебя обратно в тюрьму.