— Конечно. Я принесу вам меню вин.

— Оно мне не нужно. Что-нибудь красное. Если у вас нет красного, то подойдет и белое. Я не привередлива. Мне просто нужен алкоголь.

— Хм… хорошо. — Официантка исчезла, надеюсь, что за вином.

Я открыла меню, просматривая его, хотя уже знала, что закажу пиццу с ананасом, когда мое внимание привлек знакомый голос, и все мое тело напряглось.

— Да, мам. Я выключила телефон.

Нет. Не сегодня.

Я подняла глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как официантка провожает Саванну к столику. Эйприл и Джулиан семенили за ними.

Они все заметили меня, сидящую в одиночестве посреди комнаты, и меня охватила паника.

Мне уйти? Я еще не сделала заказ. Я могла бы сбежать отсюда к чертовой матери прямо сейчас. Но тогда они увидят, как я убегаю. Они подумают, что победили. А я никогда, ни за что не позволю Эйприл увидеть во мне слабость.

Поэтому я сделала то, что у меня получалось лучше всего. Я нацепила на лицо свою приторно-сладкую улыбку, от которой я так устала, и подняла руку, чтобы помахать.

— Привет, Саванна.

— Привет. — Она грустно улыбнулась мне. Это был первый раз, когда я увидела, что она испытывает ко мне жалость. Она либо подслушала мой спор с Хаксом, либо знала, что я ушла из галереи раньше из-за ссоры.

Ну, я не хотела ее гребаной жалости.

Я хотела вина. Много-много вина.

Официантка, снова сияя улыбкой, остановилась у столика рядом с моим.

— Как вам этот столик?

Черт возьми. Можно мне передохнуть?

Джулиан не смотрел в мою сторону, но то, как он вздернул подбородок, говорило о том, что я для него ничто. Я была ниже мух, жужжащих вокруг мусорного контейнера на заднем дворе.

Саванна, казалось, не знала, куда смотреть. Она то и дело поглядывала на меня, но ее взгляд метался между матерью и отчимом, как будто она ожидала взрыва и не была уверена, кто взорвется первым.

Затем Эйприл села на стул прямо напротив меня, так что я не могла поднять взгляд и не увидеть ее в поле моего зрения.

Она действительно была красива, со своими светлыми волосами, высокими скулами и вздернутым носиком. Трудно было не позавидовать этой женщине. Хакс любил ее. Он любил ее. Возможно, он все еще любит ее, в чем просто не признается себе.

Они, вероятно, были прекрасной парой, и у них родилась великолепная дочь.

Да пошли они все к черту.

Они могли говорить обо мне все, что хотели. Я не собиралась здесь задерживаться. Эйприл могла злорадствовать, что она победила. Какое мне было дело? Я собралась уйти.

Я бросила на стол десять баксов и взяла свою сумочку. Когда я встала, то не сводила взгляда с двери. Обойдя свой столик и почти пройдя мимо них, до моего слуха донеслось слово:

— Золотоискательница.

Я замерла, услышав, как Эйприл пробормотала оскорбление. Ярость внутри меня разрослась до такой силы, что стала такой горячей, и такой же синей, как глаза Саванны.

Я повернулась и смотрела на ее профиль, пока она, наконец, не набралась смелости поднять взгляд. Затем я сказала:

— Сука.

Никогда в жизни я не произносила ни одного слога так четко.

Джулиан оторвал взгляд от телефона.

Краска отхлынула от лица Саванны, и, казалось, прилила прямо к покрасневшим щекам ее матери.

Эйприл задохнулась от возмущения.

— Ты мерзкая сука.

Я открыла рот, чтобы сказать ей, что она была ужасной матерью, раз позволила мужу ударить свою дочь. Что она дурно влияет на ребенка и, в общем, отвратительный человек. Я открыла рот, чтобы рассказать все плохое, что знала или слышала об Эйприл и Джулиане Тош, но остановилась достаточно надолго, чтобы взглянуть на Саванну.

Один взгляд, и все слова замерли у меня на языке.

Она выглядела испуганной. Возможно, она точно знала, что я хотела сказать.

Я бы не стала разрушать доверие Саванны. В тот день на ферме она призналась, что Джулиан дал ей пощечину. Позже она взяла свои слова обратно. Была причина, по которой она не хотела, чтобы кто-нибудь знал.

Я не была уверена, в чем она заключалась, но это не имело значения. Доводы Саванны были важны для Саванны.

— Однажды карма придет и укусит тебя за задницу, Эйприл, — сказала я с большей уверенностью, чем чувствовала сегодня. — Меня здесь не будет, чтобы увидеть это, но просто знай, что, когда это произойдет, я буду смеяться над тобой. Я буду аплодировать твоей кончине.