Духи сходили с ума от множественности личностей, они пожинали богатую жатву и сами не замечали того, как распадаются, принимая новые и новые формы. Прошлое старухи было таким неподъемным, таким бесконечным, что им было не справиться с этой тяжестью. Они так спешили перекинуться в новых и новых людей, что не замечали того, как истончаются сами, как исчезают один за другим.

Поля не знала, сколько времени прошло и сколько голосов она услышала, прежде чем мертвая тишина упала на перевал.

Тогда она поднялась и встала посреди безлюдной дороги, впервые замечая дикую красоту этого места, его пустынное величие. Наступившая тишина была монументальной и трагичной.

— Ха, — теперь голос старухи звучал едва-едва слышно, в голове у Поли. Так она говорила в свои последние годы, когда смерти в ней было больше, чем жизни. Должно быть, противостояние с духами очень утомило ее. — Я ведь преподнесла тебе такой бесценный дар, девочка: соломенное сердце и волчью силу. Все для того, чтобы твоя жизнь была лишена горестей и страха. И как так получилось, что ты пожалела этих никчемных покойников?

— Почему ты все еще здесь? — задала встречный вопрос Поля. Она чувствовала себя измотанной и злой. Кому понравится, когда твоим ртом говорят мертвые старухи?

— А меня здесь уже и нет, — в тихом и слабом ответе прозвучало ехидство. — Я надеюсь, что и нигде нет. Не хочу никаких посмертных приключений, с меня хватит. Тебе достались лишь призрачные обрывки моей памяти и моя защита. Веселая и распутная тьерра, с поля которой я собрала колосья пшеницы, была мне другом, почти сестрой. А твои колыбельные стали утешением в длинном процессе моего умирания. Разве я не должна была подарить тебе хоть что-то взамен?

Соломенное сердце и волчью силу. Хм.

Возможно, Поле хватило бы сапог-скороходов или щуки, которая исполняла все желания, как в сказках Егорки.

Еще немного полюбовавшись на очертания гор и ясное небо, она вспомнила про усыпленного и связанного старика наместника и поспешила вернуться в машину.

К счастью, остаток пути прошел без приключений.

Лагерь бездомных бунтарей бурлил. Птиц приплясывал вокруг костра, время от времени вскидывая руки к небу и залихватски покрикивая.

— Чего это они? — удивился Потапыч, который всю обратную дорогу приставал с вопросами: а все вассы голые? А как выглядят другие духи? А что сделать, чтобы тебе явилась тьерра для блуда, тьфу, то есть ритуала плодородия? А можно ли утопить анка или закопать вьера?

— Независимость! — провозгласил птиц. — Наши старейшины объявили независимость от князя.

— Что? — встревожился Даня, сразу осознав, насколько невовремя Верхогорье взбрыкнуло. Именно в тот момент, когда Поле предстояло покинуть его границы. — Как?

— Ручные мунны старейшин разносят повсюду весть: наместника выдворили вон. Гиблый перевал закрывается. Больше никакой несправедливой торговли, пусть князь проглотит свои жалкие подачки.

Оглушенный, Даня молчал.

«Наместника выдворили вон» означало только одно: его вручили Поле и отправили ее с таким опасным грузом через перевал. Он мог обезуметь, вырвать руль из ее рук, мог вцепиться ей в горло, да мало ли что могло там случиться!

А если она и добралась благополучно до Плоскогорья, то что же дальше?

Растеряв весь привычный задор, Даня тихо сел у костра, бездумно глядя на празднующих бродяг. Да что ж такое! Только встретишь человека, с которым приятно гонять дорожную пыль, как он — фьють — и оказывается по ту сторону гор.

Поля была случайным попутчиком, одним из многих, кого Даня встречал, слоняясь там и сям. Стоило ли так по-детски расстраиваться из-за того, что они больше не увидятся?

И почему Даня до сих пор не позаботился о том, чтобы тоже приручить какого-нибудь мунна? Если у старейшин такое получилось, то и у него бы вышло. Тогда он смог бы отправить летучего духа к Поле просто для того, чтобы убедиться: она уцелела на перевале. Сейчас же, когда поток товаров, а стало быть, и новостей из Плоскогорья иссякнет, узнает ли он хоть что-нибудь о ее дальнейшей судьбе?

Окончательно приуныв, он ткнул Потапыча в бок:

— Эй, пойдешь со мной завтра к Холодному каньону? Я тебе дряхлого итра покажу.

— Мне бы голую вассу, — застенчиво пожелал Потапыч, который, кажется, достаточно наскучался на этой полянке и теперь был не прочь поглазеть на мир.

— Будет тебе васса, — посулил Даня и, повздыхав, поплелся ставить себе палатку для ночлега.

Порой ему казалось, что жизнь слишком несправедлива к нему.

Старого наместника Поля передала заботам княжеского подручного Александра Михайловича Постельного, а сама отправилась с докладом.