— Почему? — непонимающе и требовательно уточнила она.

— Мне кажется, я принадлежу Загорью, там мне легко и весело, а здесь только стены.

— Здесь, по крайней мере, ты дома. А там что?

Если Поля сможет вернуться за перевал, то ее положение изменится. Она перестанет быть полезным водителем, гоняющим фуры с товарами, человеком, для которого легко открываются все двери. Но такой расклад нисколько не беспокоил: тому, у кого ничего нет, и терять нечего.

— Не знаю, — пожала плечами Поля, — что-то другое.

— Может, тебя подменили? Может, ты не настоящая Поля, а проказливый дух под ее личиной? Может, мне послать кого-нибудь за чертополохом и окурить тебя? Человек ведь не может просто так взять и перемениться за несколько коротких недель. Ты всегда была спокойной и послушной, казалось, тебе все равно, что делать. Откуда вдруг взялись эти авантюрные наклонности? Чем ты занималась в своем неожиданном отпуске?

— Ничем особенным. Мы просто болтались с Даней от одной деревушки к другой.

— С Даней? — княжна Катя беспокойно сцепила руки в замок. — Мой отец считает его безответственным и бестолковым, а что ты скажешь о моем брате?

— Князь прав. Кажется, Даня ничего в этом мире не воспринимает всерьез, даже собственное проклятие не огорчает его.

— Я слышала, что он получил его из-за какой-то женщины. Жены горнодобытчика, кажется. Поля, ты не должна влюбляться в такого прохвоста.

— Если бы я могла в него влюбиться, — вздохнула она, — или хоть в кого-то другого. Мне бы хотелось попробовать, правда. Но, кажется, мое сердце такое же безмятежное, как у духов.

— Это хорошо, — княжна Катя успокоилась, — в конце концов, он брат тебе.

— Неправда. Попав в обменную семью, он потерял право называть князя отцом, родителями ему стали совсем чужие люди. По закону Даня — Стужев, а не Лесовский.

— Разве кровную связь могут перебить человеческие законы? Всегда найдутся те, кто будет считать Даню, старшего сына, законным наследником князя. Как ни крути, вся эта ситуация довольно двусмысленная.

— Дане нет дела до таких вещей, — сказала Поля. — Он живет одним днем и не задумывается о будущем.

Княжна Катя рассеянно кивнула, думая о своем. Она была похожа на человека, который никак не может решиться на что-то.

— Послушай, Поля, — она наконец справилась с внутренними противоречиями, понизила голос до шепота и придвинулась ближе. — Я помогу тебе, подпишу разрешение на выезд, моих полномочий хватит для КПП. А отцу скажу, что ты подделала мою подпись. Что с того? Ты приемная, никто не станет наказывать сироту. А ты взамен передай Дане мое письмо… Я выросла, не зная старшего брата, и мне есть что сказать ему. Возможно, он все еще хранит обиду на отца, возможно, ему любопытно, какими выросли мы с Егоркой, возможно, он скучает по маме. Мне бы хотелось, чтобы он жил легко, без груза прошлого на плечах.

Поля, удивленная таким решением, смотрела на княжну Катю во все глаза. Люди действительно полны сюрпризов! Разве можно было ожидать от целеустремленной и амбициозной княжеской дочери такой человечности?

— Спасибо, — прошептала она в ответ.

Они вышли на рассвете, путь до Холодного каньона лежал вверх по разбитой горной дороге. Потапыч предлагал украсть лошадей, но Даня напомнил ему, что за это можно оказаться битым, и даже палками. Поэтому они взяли взаймы два стареньких дребезжащих велосипеда и теперь крутили педали и обливались потом. Порой подъемы были настолько крутыми, что велосипеды приходилось тащить на себе.

Пыхтя от натуги, Потапыч рассказывал об измене жены:

— И главное, с кем! С бесполезным, ленивым мужичком, моим кумом. Был бы хоть красавец какой или честный трудяга, я бы, может, и простил. А тут такая пакость! Пойдет коров пасти — половину стада потеряет, начнет сено косить — трава пучками торчит, возьмется доски тесать — занозы торчат с палец. Ни к чему не способный неумеха, домишка у него кособокий, еще дедовский, на рубахе дыры все время, а борода клочками растет. Тьфу, одним словом. И такая обида меня обуяла, так запекло в груди, что ни вздохнуть, ни выдохнуть! Разве ж я был плохим мужем? Да мою обувь даже в Лунноярске знали, видел бы ты, какие я сапоги шил! Эх, да что теперь. Поджег я, стало быть, домишко этот да и был таков.

— Не жалеешь теперь? — спросил Даня.

— А чего жалеть? Я-то везде пригожусь, мастерство всегда при мне, да только неохота нынче ничего. Так бы сидел всю жизнь на полянке и семечки лузгал. Был я хорошим, был работящим, а получил в ответ дулю. Вот и скажи мне, какой прок от стараний.

— Мог бы и проклясть кума-то, — подумав о мстительном горнодобытчике, чья жена была так ласкова, пробормотал Даня. — Меня же проклял рогатый муж, вот и мыкаюсь теперь с вассами.

— Проклял — и правильно, — обрадовался Потапыч. — Вот и мыкайся хоть с водными девками, хоть с деревяшками лесными. Ты зачем к чужой жене полез? Не твое — не трогай.