Увы, тут их тоже поджидала неудача.

Маркова оказалась серой, насмерть перепуганной бабой, ровно такой, какой Борис её и помнил. Она судорожно прижимала к груди некрасивого щуплого мальчишку, судя по внешнему сходству — сына. У обоих одинаково тряслись острые подбородки, непонятного цвета глаза глядели на всех со страхом и рабской покорностью. Борис брезгливо дёрнул плечом и отвернулся. Он даже не глядел, как их уводят (Маркову Островский приказал запереть в комнате охраны, которая находилась рядом), интуитивно чувствуя, что эта женщина свою роль, положенную судьбой, отыграла: серая жизнь, краткий взлёт на олимп и забвение. Только, когда она уже была у двери, он повернулся, чуть задержался взглядом на сутулой спине с выпирающими лопатками, не ощущая при этом ничего. Ни ненависти, ни сострадания.

Конечно, страх этой женщины был ему понятен. К тому времени, как их штурмотряд вошёл в приёмную административного управления, Маркова вместе с сыном и Алиной Темниковой были взяты в заложники. Правда, кем, вернее, по чьему приказу — непонятно. Это сейчас как раз и выяснял Островский, допрашивая некоего Жданова, который командовал людьми, захватившими приёмную. Из того, что Борис понял, этот Жданов был адъютантом Караева, а ранее состоял при Островском, пока того не разжаловали в патрульно-постовую службу.

— Ну что там? — Борис кивнул головой в сторону двери.

— Всё то же, — отозвался Мельников. — Утверждает, что действовал не от имени Караева, а от кого — не говорит.

Олег Станиславович развернул к себе одно из кресел и уселся, небрежно закинув ногу на ногу, а Борис в который раз позавидовал выдержке этого человека.

Из того, что он уже знал, Мельников провёл ночь в тюрьме, спать ему не давали, устроив шумовое шоу за стеной (Борису не нужно было объяснять, что это такое), потом допрос, неожиданное освобождение, скорее всего, приставленная слежка, но всё это не помешало Олегу Станиславовичу оставаться верным себе. Такие и на эшафот пойдут в свежей отглаженной сорочке и завязанным франтоватым узлом галстуке.

Из приёмной раздался голос полковника Островского. Борис повернул голову, но окрик предназначался не ему, а стоявшему у дверей солдату. Тот встрепенулся, ответил неизменным солдатским «есть!» и быстрым шагом приблизился к своему командиру. Двери в кабинет он предусмотрительно оставил открытыми. Борис не удержался от усмешки — Всеволод Ильич дал своим подчинённым совершенно чёткие указания на его счёт. Со своего места Борис видел только краешек стола Алины, зато он сам для всех, кто находился в приёмной, был как на ладони. Впрочем, сейчас это не имело никакого значения. Борис не собирался вести игру против Островского. Он погасил усмешку и повернулся к Мельникову.

— А шнур от телефона в приёмной этот деятель зачем перерезал? — вернулся Борис к прерванному разговору.

— Это не он.

— Не он?

— Алина сказала, что это сын Марковой развлекался. Он часто делал всякие пакости. Так что действующий телефон сейчас только у вас в кабинете, — Олег внимательно посмотрел на Бориса и задал вопрос в лоб. — Когда вы собираетесь звонить Савельеву? И что вообще планируете предпринять?

Борис пожал плечами и, поймав недоумённое выражение на лице Олега, пояснил:

— Сейчас полковник закончит свой допрос, и, я полагаю, мы свяжемся с АЭС. Как вы, наверно, уже поняли, Всеволод Ильич мне в некотором роде не доверяет и желает лично обо всём переговорить с Павлом. Это ответ на первый вопрос. А на второй…, — Борис вдруг понял, что он успокоился, и решение, которое он так долго искал, пришло само собой. — Первоначальный план был таков: арест Ставицкого, Рябинина, Марковой и Караева и экстренный созыв Совета. Пока по первому пункту реализовано пятьдесят процентов. Маркова арестована, Рябинин мёртв. Двое других могут находиться, где угодно, но…

Он прервался, выдержал паузу. Услышал в тишине насмешливое Анино: «позёр!», негромкий смех Павла, и от незримого присутствия друзей стало легче.

Мельников смотрел на замолчавшего Бориса, слегка покачивая ногой. Сейчас, при ближайшем рассмотрении Борис отчётливо видел следы усталости на красивом лице Олега, синие тени под глазами, мелкую сеточку морщин, пробивающуюся седину на висках — ещё совсем недавно её не было.

— Но?

— Экстренное совещание Совета созывать надо. Ставицкий рано или поздно объявится, а сейчас искать его — только зря терять время. Думаю, Павел со мной согласится. Сколько бы ни было при Серёже вооруженных людей, их всё равно меньше, чем у нас. К тому же официальное объявление о том, что власть переходит в руки Савельева, даст нам возможность остановить кровопролитие. Внизу бои всё ещё идут.

— А Караев? — спросил Мельников. — Не забывайте, этот человек хитёр и опасен. К тому же, у меня есть все основания полагать, что в его руках Ника Савельева.

Олег принялся ещё раз пересказывать историю со служебной запиской. Пока они шли в приёмную, он изложил её буквально в двух словах — Борис ничего толком не понял. Сейчас картина стала вырисовываться чётче.

— Если Караев добрался до больницы, где сейчас Ника, то…

— Ники в больнице нет. Павел попросил Долинина переправить Нику к нему. А если верить тому, что сказала секретарша, Караев ушёл от Ставицкого минут за пятнадцать до нашего прихода, то есть примерно без пяти минут час или около того. Ника к этому времени должна уже быть на АЭС. По моим прикидкам, Долинин отправил за Никой отряд в двенадцать тридцать на том же военном лифте, на котором мы поднимались.