Сейчас ему словно кто-то прокричал на ухо: «Обернись!», и Борис, повинуясь, развернулся лицом к океану.

Океан выл. Низко, утробно. И этот гул, не похожий ни на что из того, что Борис когда-либо слышал в своей жизни, становился всё выше, всё громче, трансформируясь в финальную песнь Смерти. Не той, что обычно рисуют в виде старухи с косой, а настоящей, противоречивой и многоликой.

В прошлый раз она явилась к нему человеком в белом халате. Тонкая игла шприца нащупала вздувшийся бугорок вены, ушла под кожу. И Борис упал в пустоту. Пусть и всего лишь на несколько часов.

Сейчас Смерть предстала перед ним другой. Поднялась из океана. Встала плотной, тёмной стеной, в серебристой пенной накидке.

Сколько метров в высоту была эта волна, Борис не знал. Какое-то время она казалась ему совершенно неподвижной, а потом вдруг пришло понимание, что вал смертельной воды движется и движется со страшной скоростью. И с этой невероятной, в тысячу раз превосходящей его по силе стихией, Борис был один на один. Отряд всё ещё оставался в опоре, укрытый железобетонными стенами. Надёжно укрытый.

Впрочем, обо всём этом Борис подумал вскользь. В виски ударил крик: «Беги!», и ноги сами понесли его, но не к опоре, хотя она и была ближе, а к спасительной двери в Башню, над которой маяком колебался тусклый свет фонаря. Добежать он не успел, но ещё раньше, поняв это, уцепился за вдруг выросший на его пути кусок металла — то ли остаток какой-то трубы, то ли ещё что. Обхватил его обеими руками, прижался всем телом, неуклюже послав в пустоту молитву: господи, пусть эта железяка выдержит, пусть выдержит, пусть…

Его накрыло резко, вмазало вместе с этим остатком трубы в бетон. Что-то острое вошло в ногу, чуть ниже коленной чашечки, Борис охнул, захлебнулся холодной солёной водой, лёгкие обожгло, и эта новая боль, разрывающая изнутри, заставила на мгновение забыть о ноге.

…Когда он наконец поднялся с колен, мокрый, всё ещё скрюченный в три погибели, пытающийся выхаркать воду из лёгких, громко, натужно, хватаясь рукой за горло, внутри которого всё ещё клокотала душившая его вода, он не сразу понял, что произошло. И только когда разогнулся уже окончательно и уставился прямо перед собой, туда, откуда отхлынула волна, он замер, не в силах поверить в увиденное.

Опоры больше не было. Точнее она стояла, но назвать это опорой уже было нельзя. Её смяло, расплющило, как будто ребёнок, играя с пластилином, вдруг сжал в руке только что сделанный ровный столбик, скомкал, поддавшись какому-то, одному ему ведомому порыву. Верхний край платформы, удерживаемый опорой, опасно накренился. Борис инстинктивно дёрнулся, и в эту минуту вернулась резкая боль в ноге…

Подволакивая повреждённую ногу, Борис медленно пробирался по техническому этажу, соединяющему станции.

О том, что случилось с отрядом Истомина, он старался не думать. Хотелось, конечно, верить, что кто-то из них уцелел. Возможно, повезло самому Истомину, смешливому капитану, ещё такому юному и по-юношески бесстрашному. Он шёл замыкающим, вполне мог оказаться в критический момент ближе к верхнему краю: у солдат, что находились вверху, шансы остаться в живых всё же были. В отличие от тех, кто уже дошёл до середины и ниже — основной удар пришёлся как раз туда. Именно в этом месте опора больше всего напоминала гармошку, она как бы просела, вдавилась в бетонное перекрытие, подняв одну из плит, и эта плита, ощетинившись изломанной арматурой, закупорила вход на лестницу, замуровала тех, кто находился внутри. И живых, и мёртвых.

Океан продолжал бурлить. Он вобрал в себя остатки смертельной волны, и теперь тяжело дыша, перекатывая волны, готовился к новому броску. И Борис ничего не мог ему противопоставить. Он выжил, но остался один. У него не было ни оружия, ни связи, ни желания и сил «давить из себя героя» (Борис не врал, говоря эти слова Павлу ещё там, на АЭС), ничего не было — даже пути назад, и того не осталось. Только дорога на Южную, и что он там будет делать один, он тоже не знал.

План, который они разработали с Савельевым и Островским, хоть и пестрел дырами, но всё же при некотором везении вполне мог бы сработать.

Изначально предполагалось, что Борис с отрядом доберётся до Южной станции. В задачу самого Бориса входило отыскать на четвёртом ярусе помещение РЩУ-15, там находился пульт резервного управления, связаться по телефону с Павлом и, следуя его указаниям, перевести АЭС на резерв. Отряд капитана Истомина в это время должен был захватить главную щитовую, где окопались Ставицкий с Васильевым. Этих двоих предполагалось, если не ликвидировать, то хотя бы как-то отвлечь, потому что любые действия, которые будет совершать Борис в резервной, не останутся незамеченными для Васильева: всё это так или иначе отразится на мониторах. Ну и третьей, ключевой частью плана должен был стать штурм Южной — атака майора Лебедева, начатая по знаку Островского. Все три события, запущенные одновременно, давали хорошую надежду на успех.