Шрифт:
Полковник Островский, методично копавший под Бориса на протяжении нескольких лет, после ареста допрашивал его лично. Допрашивал вдохновенно, даже не стараясь скрыть радость от того, что ему наконец-то удалось прижать изворотливого и ловкого главу административного управления. И с этим человеком Борису хотелось сейчас встречаться меньше всего.
— Островский? — повторил он. — Почему Островский? Он же возглавлял следственно-розыскное отделение?
— Оно так, — кивнул головой майор Бублик, внимательно следя за Борисом. Наверняка, реакция Бориса не осталась для него незамеченной. — Возглавлял. Да только нонче порядки новые. По следственно-розыскному отделению товарищ господин Верховный управляющий как наполеоновское войско прошёл, с барабаном, трубой и дудкой, структуру перелопатил, имя отделению новое дал, ну и начальничка тоже. Тама теперь полковник Караев царствует, чтоб нам всем тут утопнуть.
Про Караева Борис уже был наслышан — и Зуев, наблюдательный хирург, и полковник Долинин его упоминали, и судя по характеристике этого товарища, с ним надо быть особенно осторожным. Но Караев Караевым, а Островский его тревожил куда-как больше.
— А что Островский? — осторожно начал Борис. — Он на чьей стороне сейчас?
По всему выходило, что Всеволод Ильич должен был быть на их стороне — такие люди, честные и правильные до маниакальности, а Островский именно таким и был, просто не могут оставаться непричастными и, как правило, инстинктивно или сердцем выбирают правильную сторону. Хотя Долинин, излагая ещё накануне положение дел, ни словом не упомянул Островского, тогда как другие фамилии, даже совершенно незнакомые Борису, звучали.
— Сложно всё с Всеволодом Ильичом, — майор вздохнул, и вместе с этим вздохом из толстого смешного носа майора вылетел тоненький свист. — Чегой-то не заладилось у товарища полковника, не в настроении оне ходют. Можэ, злятся, что их из следственного к нам вежливо турнули, а можэ, с личного чего горюють, нам то неведомо. А токмо Всеволод Ильич наш теперича не за красных и не за белых, а сами по себе, сидят в ихнем кабинете и на всякого соколика гавкают. В обчем, полковник Долинин велел не трогать пока Всеволода Ильича. А мы и не трогаем, блюдём осторожность и на рожон лишний раз не лезем, чтоб нам всем тут утопнуть.
— М-да… утопнуть, — эхом отозвался Борис. — Можно и утопнуть, конечно, особенно если оплошаем. Но я бы предпочёл такой участи избежать.
Он всё ещё продолжал думать про Островского, краем уха слушая дальнейшие разглагольствования майора Бублика, про диспозицию и про то, как они сейчас «юрким мышем» пройдут Южное КПП, где их ждёт Михал Василич, «справный чоловик и соколик».
— …а господин генерал наш, Юрий Алексеевич, чтоб ему утопнуть, — от внимания Бориса не ускользнуло, что Рябинин удостоился от Бублика персонального пожелания сгинуть в пучине вод. — Накушались и почивать изволют. И прошу, Борис Андреич, заметить, ваш покорный слуга к делу временного обезвреживания господина генерала лично руку приложил, здоровья и живота не жалеючи.
Кто-то из стоявших за спиной соколиков издал сдавленный смешок, на что майор Бублик, поправив ремень, сказал, нарочито прибавляя громкость.
— Самолично распивал с господином генералом коньяк в целях доведения господина генерала до кондиции в нужной пропорции. Чтоб нам всем тут утопнуть! А которые соколики будут насмешничать за спиной своего отца родного, того в бой не пущу и навечно дежурным по кухне заделаю.
Угроза быть вечным дежурным по кухне подействовала, и смешки за спиной стихли.
Борис повернулся к Славе. Всё то время, пока Борис разговаривал с майором Бубликом, Слава Дорохов со скучающим видом изучал стены кабины, хотя (Литвинов это понимал) его нарочито-скучающий вид был не более, чем маска — этот пройдоха умел извлекать информацию из любой мелочи и сейчас наверняка впитывал каждое слово майора.
— Ну, Слава, как там… Алина?
Борис намеренно начал с Алины, приоткрывая Славе одну из карт, но Дорохов, стервец, лишь невозмутимо сверкнул улыбкой.
— Хорошо, Борис Андреевич, работает потихоньку. Маркова её правда совсем замучила, а так — ничего, держится.
От Долинина Борис уже знал, что его сектор теперь возглавляет какая-то Маркова, но сам он, хоть убей, никак не мог вспомнить сотрудницу с такой фамилией. Разумеется, знать всех Борис не мог, но всё же не последнего человека на этот пост назначили.
Слава мысли Бориса угадал.
— Это жена Кравца, Борис Андреевич.
Удивления Литвинов даже не стал скрывать. Жена Антона? Да, он помнил, она работала в его секторе, но, если бы не тот факт, что она была супругой Кравца, Борис никогда бы не запомнил эту невзрачную бабу, даже внимания бы не обратил. Что же получается, это и есть та самая Маркова, о которой Долинин отозвался, как о самом опасном члене Совета или как там теперь — нового правительства, и которая замучила Алину Темникову? Алину? Которой палец в рот не клади?
— Ну, валяй, Слава, рассказывай, какой там наверху расклад, — Борис справился с шоком и уставился в хитрую Дороховскую физиономию. От полковника Долинина информацию они с Савельевым получили, но теперь Борис хотел услышать Славу. Понимал, что тот может просветить его насчёт тех нюансов, в которых Долинин был не силён.
— Да неплохой расклад, Борис Андреевич, — Слава пожал плечами. — Звягинцев на нашей стороне, это понятно. Старик поддержит, он от идей Верховного даже икает, по-моему. С Мельниковым и Соколовым тоже всё ясно, они свои…