Ей больше не с кем было поговорить. Мамы не стало, школьные и университетские подруги после переезда как-то незаметно исчезли из её жизни, а здесь она по большей части сидела дома и не завела новых знакомств.

Однажды она всё-таки позвонила отцу — сама толком не знала, зачем. Трубку городского телефона взяла незнакомая женщина, которая с вежливым недоумением объяснила, что никакой Прохоров Владимир тут больше не живёт, квартиру они с мужем купили несколько месяцев назад на вполне законных основаниях, и нечего больше им звонить.

— Отец продал их с мамой квартиру, — за ужином поделилась она с Эдуардом. Не то чтобы Майя ожидала от него помощи или совета, но ей нужны были ответы, и она не могла придумать, к кому ещё обратиться.

— Правда? — супруг равнодушно приподнял брови, но Майе показалось, что в его глазах мелькнуло торжество. — А тебе-то что?

— Ну… — Майя поёжилась, понимая, что ступает на зыбкую почву. Если Эдуард заподозрит, что она хотя бы мимолётно задумалась о том, чтобы сбежать от него в родительский дом, ничего хорошего можно не ждать. — Я просто не понимаю. Разве я не должна была сначала вступить в наследство, дать согласие на продажу?..

— Если продал — значит, не должна, — начиная раздражаться, отрезал Эдуард. — Ты сама-то знаешь, это была совместная собственность или его квартира ещё до брака с твоей мамашей?

— Нет… — растерянно отозвалась Майя. Она действительно не помнила, чтобы об этом когда-нибудь заходил разговор.

— Ну и чего лезешь тогда? Или соскучилась по родному притону?

— Я… Волнуюсь за отца, — примирительно проговорила она. — Куда он теперь денется?

— Пропьёт всё и подастся в дом престарелых. Если не откинется в какой-нибудь канаве, — Эдуард усмехнулся. — Ты бы лучше о своей семье подумала. Ты совсем распустилась, Майя. Выглядишь как бледная моль, мясо опять пересушила. Мне уже коллег пригласить стыдно, скажут, женился на клуше. Другие хоть к старости опускаются, а мы женаты всего пару лет. Соберись наконец!

В его голосе всё явственнее звенели злые нотки, Майя пробормотала извинения, торопливо потянулась за чистой тарелкой, предложила салат с курицей вместо якобы неудавшихся отбивных…

На следующий вечер он впервые избил её по-настоящему. Разъярился по какой-то пустяковой причине — хотя на самом деле Майя подозревала, что он счёл её осторожные расспросы про квартиру попыткой бунта и не простил этого.

Медленное падение в пропасть превратилось в стремительный полёт. Майя чувствовала, осознавала, что её затягивает в чёрную бездну, но выбраться уже не могла. Иногда она обещала себе, что соберётся с силами и что-нибудь придумает, сумеет всё изменить, но дни шли за днями, а сил едва хватало на то, чтобы каждое утро подниматься с постели и следовать положенной рутине…

Всё это она, сбиваясь и борясь со слезами, выложила Ирме Дробышевской. Поначалу слова давались с трудом, царапали горло, будто вместе с историей её безрадостной жизни из груди вырывалось нечто колючее, ядовитое, однако с каждой фразой говорить становилось всё проще — но почему-то тяжелее дышать, словно она заново переживала всё произошедшее.

Майя была готова услышать, что она вела себя как безвольная мямля и во всём виновата сама, настраивала себя на это. Но она говорила и говорила, а взгляд собеседницы оставался тёплым и сочувствующим.

Неожиданно именно это оказалось последней каплей. Майя почувствовала, как тщательно сдерживаемые рыдания подступают к горлу.

— Извините… — пробормотала она, поспешно поднимаясь с кресла. — Я…

— Всё в порядке, — Ирма слегка улыбнулась с тщательно выверенной долей профессиональной вежливости и искренней теплоты. — Думаю, на сегодня нам обеим достаточно впечатлений. Если не возражаете, я ещё загляну на днях. Нам есть, что обсудить.

— Хорошо, — согласилась Майя.

Сейчас ей хотелось только одного — остаться в одиночестве, как следует осмыслить всё, о чём говорила и что предлагала ей Дробышевская, заново преодолеть собственные эмоции, которые сейчас всколыхнулись с такой силой, что Майя боялась в них утонуть. Она не знала, решится ли она воспользоваться предоставившимся шансом, осмелится ли на нечто большее, чем жизнь в бегах. Она не готова была решать это сейчас.

— Майя, — окликнула её Дробышевская, когда она уже направлялась к двери.

Майя остановилась вполоборота, стараясь незаметно смахнуть непослушную слезу. Ирма сделала к ней несколько шагов, на ходу выуживая что-то из довольно вместительной сумочки.

— Возьмите, это вам.

Майя с недоумением посмотрела на протянутую ей книгу. «Роза Марена», Стивен Кинг. Неужели Дробышевская думает, что её сейчас заботит, как провести досуг?

— Я иногда дарю её своим клиенткам, — пояснила та в ответ на невысказанное вслух удивление. — Для поддержания духа. Вам, мне кажется, будет интересно.

— Спасибо…

Майя перевернула книгу и, бросив взгляд на аннотацию, невольно усмехнулась. Теперь подарок был понятен. Майя невольно задалась вопросом, рассчитывала ли Дробышевская таким образом вдохновить её на борьбу или просто отличалась специфическим чувством юмора? Как бы то ни было, она вопреки всякой логике почувствовала себя лучше. Слёзы высохли.

Ночью слегка подморозило.

Арсений налил себе кофе и, набросив на плечи куртку, вышел на террасу. С удовольствием вдохнул свежий холодный воздух, глотнул обжигающий напиток. Контраст получился приятно-бодрящим.