Шрифт:
И всё было правильно и верно в рассуждениях главноуговаривающего России, господина Керенского, кроме одного: Михаил уже изменился!
[1] Надо сказать, что богатырским здоровьем Керенский не отличался, но при этом протянул до 89 лет, пережив очень многих своих политических соратников и врагов. Умер в США.
Глава двенадцатая
Оказывается, что в нашем деле главное — взять Зимний!
Глава двенадцатая
В которой оказывается, что в нашем деле главное — взять Зимний!
Петроград. Окрестности Зимнего дворца.
23 февраля 1917 года
Это не дворец, это склеп и жить здесь невозможно.
(Екатерина Великая)
Было совсем темно, когда господа депутаты собрались, наконец, прошествовать в Зимний. Делегация собралась более чем представительная, кроме руководителей Думы, и официальных глав фракций, в неё вошли самые значимые фигуры сего законодательного собрания. Время-то еще детское, но разбитые фонари и темнота на улицах не создавали ощущения безопасности, тем паче что в центре города было как-то шумновато. А шум создавали колонны автомобилей, которые в сопровождении броневиков и небольших групп кавалеристов целенаправленно куда-то двигались. Вскоре стало даже ясно, куда. Но господам делегатам, возбужденным от непонятных новостей и осознания собственной значимости на какой-то там шум, казалось, наплевать и растереть! А зря! Наконец, погрузившись в четыре представительского класса авто, делегация двинулась к резиденции царской семьи. Так-то и пешком пройти можно было, но невместно! И как в старые времена бояре даже в самую жаркую погоду щеголяли в шубах до пят да высоких горлатных шапках[1] так и эти пока не дождались достойных их задниц авто — с места не сдвинулись! Но вот машины фыркнули, завелись и неспешно покатились к Зимнему.
Вот только ждал их облом. Точнее не так, даже не облом, а баррикада, точнее, заграждение, через которое проехать авто было практически невозможно. По двум причинам: первая, это нечто вроде ежа или рогатки — скрепленные между собой жерди почти полностью перекрывали улицу, оставляя небольшой проход только для пешца. Ни на лошади, ни тем более авто тут было не проехать. А просто снести эту хлипкую преграду и покатить дальше мешал второй фактор: броневик, недвусмысленно уставившийся рыльцами пулеметов на улицу. Господа депутаты из машин вывалили и стали заинтересованно рассматривать возникшее перед ними препятствие. Рвать вперед шофэр на первом авто отказался наотрез, ибо не самоубийца.
Надо сказать, что кроме рогаток и бронеавтомобиля на улице находился и патруль: полтора десятка пехотинцев при пулемете Максима, обустраивавших огневую точку да десяток кавалеристов, которые несли службу спешившись, а коневод отвел лошадей во двор соседнего дома. Непосредственно у баррикады стоял высокий и крепко сложенный мужчина с черной густой бородой, в черкеске, папахе и с саблей на боку пояс оного колоритного персонажа украшал кинжал в когда-то дорогих, но теперь уже порядком потертых ножнах кинжал. За плечом висел кавалерийский карабин, а сам служивый смотрел на окружающий мир волком. Ахмет вообще-то считался среди своих товарищей добряком, ибо никогда не мучил своих врагов, а сразу же и без изысков лишал их жизни. Ему так и говорили: «Ты слишком добрый, Ахмет, когда-то это тебя погубит!». Но война продолжалась, наш храбрый черкес теперь резал не своих кровников, этих-то набралось три аула, а кровников своего государства. И на фронтах Мировой войны их нашлось очень даже многовато (как для одного Ахмета). Но джигит обладал еще и упорным характером и был уверен, что рано или поздно, но всех врагов вырежет, а сам останется цел. Правда жизни показывала, что он был излишне горяч — и косой шрам, уродующий лицо и делающий его выражение еще более зверским был тому свидетелем. Тогда от смерти молодого абрека отдаляло несколько сантиметров. Но повезло… Аллах ли смилостивился, конь ли удачно дернул корпусом, кто поймёт? И вот именно к этому человеку, дослужившемуся до десятника в самой Дикой дивизии, и направилась возмущенная делегация народных или, точнее, околонародных избранников.
— Солдат! Извольте приказать расчистить дорогу для наших автомобилей! — как можно более грозно потребовал Львов.
— Мы — депутаты Государственной Думы и требуем немедленно пропустить нас во дворец! — горячо поддержал председательствующего в делегации Родзянко.
На лице Ахмета и мускул не дрогнул. Он как стоял каменным истуканом, так и продолжал стоять, даже не глядя на говорящих. И тут взорвался весьма возбужденный таким неожиданным препятствием Керенский. Он разорался, выдав коротенький спич, минут на семь-восемь. И опять Ахмет на это никак не прореагировал! А что ему? Приказ он получил более чем точный: улицу перекрыть, никого не пропускать! Кроме своих командиров, конечно же.
— Да он же чучмек, кавказец! Он нас не понимает! Дикая дивизия. Скорее всего! — вдруг выдал Гучков, всматривавшийся в реакции стоящего на посту десятника.
— Милейший, ты по-русски понимаешь? — спросил Львов, внутренне напрягаясь. Ахмет молчал. Приказа разговаривать с кем-то на посту у него тоже не было.
Тогда Гучков, которому, кажется, не терпелось более других, сделал попытку прорваться, точнее, расчистить улицу. Он схватился за барьер, перекрывавший движение, дабы оттянуть его в сторону и дать возможность авто проехать. И вот тут неожиданно Ахмет сделал шаг, потом движение рукой, отталкивая депутата от заграждения. Гучков отлетел, шлепнувшись филейной частью об мостовую. Это взбесило его еще больше.
— Ах ты ж сука черножопая! — с этим криком депутат Государственной думы и личный враг царствующей семейки (а именно так себя позиционировал Александр Иванович) выхватил из кармана пистолет и сделал шаг вперед, пытаясь направить оружие на начкара. Еще один шаг того вперед, совершенно неуловимый взмах рукой… и Гучков оторопело наблюдал за тем, как его кисть с зажатым в нем пистолетом летит куда-то на землю. Боль пришла через несколько мгновений, адская, такая, что депутат стал кататься по земле и выть от неё, тщетно стараясь еще и остановить хлынувший поток крови. А постовой сделал два шага назад, оказавшись в том же, изначально выбранном месте. И этих двух шагов как раз хватило, чтобы не замараться в хлынувшей из народного избранника крови. Знал бы Ахмет, что он осуществил самую частую мечту человека из моего времени — рубануть депутата, да так, чтобы руки ему отчекрыжить, если не удается голову…
— Помогииите! — очнулся первым Львов.
— Врача! — заорал кто-то еще, этот крик поддержали еще несколько человек, но первым сориентировался Некрасов, которого Керенский потащил за собой. Он выхватил ремень и перетянул им кровоточащую культю. Наверное, Гучков должен был благодарить Бога и Керенского, который потащил господина Некрасова за собой. А еще за то, что Николай Виссарионович обладал знаниями по оказанию первой медицинской помощи при ранениях. Откуда? Да бывший главмасон считал, что в военное время такие навыки могут быть востребованы, вот и прошел соответствующий курс при военно-медицинской академии. Покалеченного, но живого депутата отволокли в машину и отправили в ближайший госпиталь.