— Ева, выходи за меня, — говорит и протягивает мне изумительной красоты колечко с таким бриллиантом, который точно перевесит меня однажды.

Щелкают фотоаппараты.

Я молчу и смотрю то на колечко, то на Энди. Друг напряженный до нельзя, замер в крайне неудобной позе, но на его лице так же, как и на моем, не видно ни одной лишней эмоции — что сказать, дети, выросшие в слишком влиятельных и известных семьях…

— Да, — тихо отвечаю я, даже не взглянув на родителей. Я знаю, что если они допустили всё это, значит, им действительно важна наша помолвка.

Я протягиваю палец. Снова щелкают камеры. Они продолжают делать это всё время, пока Энди надевает мне помолвочное колечко. Поднимается с колен и сразу же заключает меня в свои объятия.

— Извини, — шепчет и тут же целует меня в губы.

Со стороны наши лобызания напоминают трогательный невинный поцелуй, но внутри меня невесомое прикосновение губ друга вызывает только внутренний протест. Протест, который, впрочем, я так никогда и не решусь ни высказать, ни показать родителям и окружающим. Хочется вытереть губы, сбросить тянущее вниз кольцо и торопливо убежать в свою комнату.

Вместо этого я стою на месте и даже не так сильно отклоняюсь от Энди, едва друг заканчивает «точку», скрепляющую нашу помолвку.

Приклеенная лживая улыбка на моем лице выражает сейчас полнейшую безмятежность и… любовь? Нет, скорее какие-то умиленные чувства. Любовь я никогда в своей жизни не чувствовала. Да и вряд ли когда-то почувствую — бросаю короткий взгляд на друга и подавляю в себе рвущийся наружу судорожный вздох. Нет, Энди я никогда не смогу полюбить…

И не только Энди, я вообще никого никогда не смогу полюбить…

Впрочем, никогда не говори никогда, маленькая врушка Ева…

От чувства, что обманываю друга и весь мир, кажется, я никогда не смогу отмыться…

Мы становимся все вместе. Обнимаемся. Ну просто одна идеальная и дружная новоиспеченная семья.

Скулы сводит фальшивить, но я всё же продолжаю делать вид, что безумно рада событию, о котором узнала всего полчаса назад. Но кого это по сути волнует, правда?

На профессиональных фотографиях будет отображаться замечательная атмосфера любви и неземного счастья. А уж то, что тут нет ни первого, ни второго так это никому не важно…

Наконец-то мы отлипаем друг от друга и усаживаемся за стол. У меня бурчит живот, но, к счастью, этого за оживленными разговорами совершенно не слышно.

— Задаешься вопросом — зачем им всё это нужно? — поворачивает ко мне голову Энди, сидящий рядом. — И — почему сейчас? — продолжает так же тихо.

Я поднимаю на него глаза. Нет, это, в принципе, не то, что меня сейчас интересует. Я прикидываю успею ли я хоть пять минут пообщаться с Джесс, которая написала, что ждет с нетерпением нашего общения. Но Энди об этом знать не обязательно. Да, впрочем, уверена, что ему и не интересно.

Но, несмотря на это, я киваю.

— Твой отец заручился поддержкой всего штата, — переходит на полный шепот друг. — И теперь он точно выиграет эти выборы, — подмигивает и иронично продолжает. — Так что, моя будущая женушка, вскоре мы с тобой станем чаще мелькать на первых полосах газет.

— И то, что сейчас прессу не читают — тебя не смущает, Энди? — я не удерживаюсь от шпильки.

Если честно, я и понятия не имела, что мой отец решил пойти в политику. Всю свою жизнь он спорил с дедом по этому поводу. Дед-политик мечтал, что сын пошел по его стопам и продолжил работать на благо американского общества. А мой отец не собирался этого делать. Поэтому они постоянно ругались и одно время даже совсем не общались.

Впрочем, далеко от политики мой отец всё равно не ушел — он работал политтехнологом, выводящим на мировую арену тех или иных претендентов. «Творец королей», как окрестила его пресса.

Там, где он появлялся, выборы выигрывал обязательно тот, на кого отец в тот момент работал. Именно с работой папы связаны постоянные переезды нашей семьи. Но теперь, кажется, эти переезды на время прекратятся…

— Те, кто имеет влияние на этот мир, читают, — выдергивает меня Энди из мыслей, отвечая на мой вопрос. — И ты это не хуже меня знаешь, Ева, — склоняет голову к моему плечу, и тут же меня ослепляют несколько вспышек.

Я едва не дергаюсь, но всё же остаюсь на месте, мило улыбаясь другу.

Стараюсь не думать о том, что жизнь при свете вспышек прессы теперь будет преследовать меня неотступно… Впрочем, сейчас, как и всегда выбора-то у меня и нет особо…

Наконец-то этот сумасшедше долгий вечер заканчивается. Уходят, вынося дорогостоящую технику, фотографы, исчезают пиар-менеджеры, нанятые нашими семьями, прощаются Рочестеры…

Я уже предвкушаю, как отправлюсь к себе, сниму немного давящее живот платье и скину туфли. И всё же несмотря на такие несущие облегчение мысли я не сбрасываю маску радушия с лица — мило улыбаюсь миссис и мистеру Рочестерам, демонстративно поглаживая кольцо, радостно машу рукой Энди.