В 1722 году князь Меншиков послал одного петербургского священника с важным и тайным поручением в Москву. Этого погубил какой-то негодяй, признавшийся на допросе между другими преступлениями в давнишнем намерении умертвить императора, о чем сказал на исповеди этому самому священнику, а тот не донес. Хотя Петр и ценил способности этого священника, но приказал отрубить ему голову и выставить на столбе на главном московском рынке.

Во время последней болезни Петра I, чтобы развеселить и рассеять его, придумывали разные забавы. Связывали, например, вместе до тридцати салазок на расстоянии сажени друг от друга. На них сажали простых людей, которым приходилось, держась за салазки обеими руками, скорчиваться до такой степени, что они упирались коленями себе в подбородок. В первые санки впрягали гуськом шесть лошадей и пускали вскачь. Пока неслись по прямой улице, зрелище было забавно; но если уклонялись от прямого направления или повертывали в другую улицу, то многие салазки, особенно последние, налетали на остальные или на угол и опрокидывались. Вывалившихся подвергали разного рода штрафам, невзирая на полученные ушибы и увечья.

До Петра I вступающим в брак не дозволялось видеться раньше свадьбы. Петр издал указ, которым, к великой радости молодежи, повелевалось, чтобы венчание не совершалось ранее шести недель после первого свидания жениха с невестою и притом не иначе, как после гласно заявленного ими согласия на брак.

Петр I собирался с Екатериною ехать морем из Петербурга в Ревель. Он брал с собою хирурга Лестока{176} (впоследствии графа и тайного советника) и камергера Жонсона. Накануне отплытия Лесток и Жонсон, заметив царского шута Тюри-нова, крепко спавшего на палубе, перемигнулись и сыграли с ним следующую штуку. Тюринов носил длинную бороду, которую они накрепко присмолили ему к груди. Проснувшись, шут завопил и разбудил царя. Петр вскочил взбешенный, схватил канат и бросился на крики. Шалуны, услыхав его шаги, попрятались. Первым попался царю на глаза арап Ганнибал и был отхлестан не на шутку. За обедом Лесток и Жонсон, глядя на несчастного Ганнибала, не могли удержаться от смеха. Петр узнал, чему они ухмыляются, сам расхохотался и сказал арапу: «Я поколотил тебя напрасно; за то, если в чем-нибудь провинишься, напомни мне, чтобы тебя простить». Таких случаев представлялось немало, и Ганнибал долго пользовался терпением государя.

Петру донесли, что один офицер, по имени Матвей Олсуфьев, ослушался его приказаний. Позванный во дворец, Олсуфьев, действительно страдавший зубами, извинился, что явиться не может. Петр вторично велел его позвать, сказав, что вылечит его. Олсуфьев явился. Тогда, приказав ему сесть на пол и указать гнилой зуб, Петр, вместо больного, захватил здоровый и с такою силой, что трижды поднимал от пола бедного Олсуфьева. Наконец, сломав этот зуб, Петр отпустил его, как наказанного достаточно.

Желая дать какой-нибудь знак отличия своим шутам, которых у него было свыше шестидесяти, Петр I учредил для них ленту «золотой шпоры», которую они носили на третьей пуговице. Каждая такая лента стоила им 60 рублей. Как-то прежде Петр приказал написать портреты со всех своих девяноста девяти шутов и повесил их в большой дворцовой зале, оставив место для сотого. Портреты были размещены сообразно прирожденным и приобретенным качествам своих оригиналов. Между ними был особый отдел и таких, которые принуждены были одеться шутами за провинности по службе.

Царь любил забавляться с шутами; в веселые минуты он давал им разные титулы и звания. Так, в Москве один из них {177} был провозглашен царем самоедов. Церемонию коронования отпраздновали с большим великолепием. Двадцать четыре самоеда, с целым стадом оленей, явились на поклонение к своему новому царю. Другому шуту [73] Петр подарил остров Даго и велел изготовить грамоту на владение им. Когда, по смерти Петра, пожалованный стал требовать острова, то ему отказали, на том основании, что грамота была неудовлетворительная, так как Петр вместо государственной печати приложил к ней рубль.

Петр I с неудовольствием взирал на некоторых из приближенных своих, живших гораздо выше средств. Позвав одного такого к себе в кабинет, Петр дружески спросил его, сколько он ежегодно проживает. Князь, которому об этом пришлось подумать впервые, извинялся незнанием и просил позволения послать за своим управляющим, который один знал его дела. «Итак, ты не знаешь, — сказал царь, — сколько тебе требуется на прожиток. Посмотрим, однако, не сможем ли рассчитать сами; несколько сот рублей больше или меньше разницы не составят». Уселись считать. Петр начал подробно отмечать, что стоят князю лошади, люди, одежда и т. д. Сложив все это, князь испугался и не знал, что сказать, «Теперь, — продолжал царь, — посчитаем доходы». Сумма последних не достигала и половины суммы расходов. Тогда Петр, гневно взглянув на князя и не дав ему вымолвить слова, схватил его за волосы и, по обыкновению, так избил палкой, что несчастный потом несколько дней не мог пошевелиться ни одним членом. «Пошел теперь, — крикнул царь, — и считай таким же манером твоего управляющего. Этим уроком научитесь оба, что издержки никогда не должны превышать получения и что всякий живущий на чужой счет есть плут, одинаково подлежащий наказанию, как и вор, крадущий мои деньги, или как злостный банкрот, которого по нашим законам ссылают в каторгу». История гласит, что рассказанный случай произвел большой переполох в домах многих вельмож, которые побаивались царской арифметики.

Деятельный гений Петра обнимал все, от высших политических соображений до простых мелочей. Если он видел что-нибудь в первый раз, то с чрезвычайным любопытством старался изучить виденное основательно, и если то было делом рук, то непременно хотел сделать то же сам. Во время своего путешествия, увидав в одном публичном месте фокусника, Петр долго смотрел на его штуки. Особенно поразила его ловкость, с которою фокусник вырывал зубы то ложкою, то при помощи шпаги. Удивление Петра перешло в страстное желание проделывать то же самому. Он стал учиться у шарлатана и спустя несколько минут был настолько же искусен, как его учитель. И горе было тем, которые потом жаловались на зубную боль!

Узнав о дурном поступке одного дворянина, Петр очень разгневался и немедленно потребовал его к себе, вероятно, для обычной расправы. Один из друзей провинившегося поспешил предуведомить его о грозившей беде и советовал постараться как-нибудь избежать первого гневного порыва, который был особенно страшен. Виновный, зная, что Петр, при всей своей вспыльчивости, в душе добр и справедлив, счел за лучшее немедленно явиться к царю. Дорогою он придумал средство, как отвратить бурю. Он вошел к Петру без всякого смущения, приложив к щеке платок. Петр ринулся на него с поднятою палкой, но, заметив платок, спросил: «Что с тобой?» — «Государь, — отвечал дворянин, — со вчерашнего дня невыносимо мучаюсь зубами». При этом рука, вооруженная палкой, опустилась, и выражение гнева исчезло с лица государева. «Гнилой зуб у тебя?» — спросил царь. — «Не совсем гнилой, но очень испорченный; болит часто и мучительно». — «Принести мои инструменты, — приказал царь. — Садись. Я вырву у тебя боль вместе с зубом». Зуб был извлечен, правда, несколько грубо, но довольно благополучно. Выслушав затем покорную благодарность пациента за оказанную ему милость, Петр стал его бранить за вину. Тот счел лучшим не оправдываться, бросился царю в ноги и стал просить прощения. Петр пожурил его и с этим отпустил.