— Мы не сделаем вам ничего плохого! — громко заявил Костя по-русски. — Не бойтесь! Мы накажем бандитов. Да что же такое… накажем, говорю!

Следом за ним заговорил Никита, дублируя слова жестами, но и ему никто не ответил. Все так и молчали, правда, женщина в разорванном платье перестала причитать, обхватила голову руками, уткнула ее в колени и монотонно завыла.

Бердыев вдруг резко и громко что-то приказал. Люди отшатнулись, но потом, вперед шагнул похожий на скелет старик и прохрипел несколько слов.

— Я сказал, что если они будет молчать, то сильно пожалеют, — признался туркмен. — Извини, командир, по-другому они пока не понимают. Но… не помогло. А этот старик ответил, что им все равно кого боятся и сказал, чтобы мы уезжали. Не знаю, что дальше делать. Может… бить?

Алексей поискал глазами проводника, но мальчишка куда-то исчез вмести со своей кобылой.

Что делать дальше, он по-прежнему не понимал, без помощи местных, ни о каком дознании и, тем более, преследовании басмачей даже речи не шло.

Но тут, сквозь толпу прошел невысокий, сгорбленный человечек с клюкой в руке. Люди сразу почтительно расступились, но Лекса не обратил на это особого внимания. Когда он подошел, стало ясно, что это совсем молодой парень, но горбун. Выглядел он жутковато, сильно хромал на правую ногу, правая рука висела плетью, но лицо оказалось не тронутым увечьями — с правильными чертами европейского типа.

— Это я во всем виноват… — просипел он тонким голосом на неожиданно хорошем русском языке. — И это я послал за вами Расула. Сам, увы, я на лошади сидеть не могу. Люди боятся всех, от них вы ничего не добьетесь. Меня зовут Измаил. Езжайте за мной, я все покажу и расскажу.

— Костя, внимательно осмотрите кишлак, Бердыев и Жень, со мной… — приказал Лекса, спрыгнул с жеребца, взял его за повод и пошел рядом с горбуном.

— Это я уговорил людей принять новую власть… — рассказывал Измаил, тяжело, с хриплым посвистом дыша. — Я сын местного муллы, отец с матерью умерли уже, но люди прислушиваются ко мне. Считают меня… как это сказать на русском языке? Юродивым меня считают. Кишлак всегда бедным был, с нас нечего взять, поэтому бандиты не обращали на нас внимание. Но когда слухи о том, что мы поддерживаем новую власть дошли до Мухаммед-бека — он прислал своих людей и передал, что он простит нас, если ему окажут уважение и отдадут в жены дочек Сапар-ака. Девочки считаются в этих местах первыми красавицами. Зухре — четырнадцать лет, Зульфие — тринадцать, а Замире — одиннадцать. По нашим обычаям они уже вполне созрели для… замужества. Но родственники уважаемого Сапар-ака воспротивились людям бека. Правда… они просто потребовали большого калыма…

Горбун горько усмехнулся и показал клюкой на небольшой дом.

— Вот здесь все произошло. Сурата и Сухроба мы уже похоронили, по нашим обычаям мертвых надо хоронить до рассвета. Сапар-ака в доме, ему выбили глаз и разбили голову. Он вам тоже ничего не скажет.

— Ты хорошо говоришь по-русски. Где научился? — Алексей внимательно посмотрел на горбуна. Измаил вызывал доверие своей доброжелательностью, но, все-таки, что-то в нем настораживало. Хотя, как Лекса не присматривался, так и не смог понять, что вызывает подозрение.

— Я не могу работать, — горбун невесело усмехнулся. — Ничего не могу. Но могу читать. Так и выучил, по книгам. Больше мне заниматься нечем. Люди жалеют и подкармливают. Вы, наверное, не доверяете мне? Хотите знать, почему я вам помогаю?

Измаил еще раз усмехнулся.

— Ответ простой. Если все останется по-старому, моя участь навсегда оставаться юродивым, жить на подачки. Но при новой власти, я начну жить, как полноценный человек. Я смогу стать учителем, я многое смогу. Вот почему я вам помогаю. И еще… я люблю Зухру. Она меня просто жалеет, но кто знает, возможно, при новой власти все изменится. Я убедил вас?

Алексей машинально кивнул, хотя настороженность никуда не делась. Он уже успел понять, что у местных совсем другой менталитет, радушные улыбки и показная доброжелательность ничего не значат. Совсем наоборот, как раз — это повод для подозрения.

— Но хорошо, я не заставляю вас мне верить… — Измаил огорченно развел руками. — Просто проверьте то, что я скажу. Люди Мухаммед-бека ушли вчера вечером, но ехать они собираются только ночью, а день будут пережидать в укрытиях — до первого из них не очень далеко, до сумерек вы доберетесь. Расул вам покажет где. Если подойдете туда быстро — захватите всех. Они трусы, воюют только с мирными людьми, с вами побоятся. Их всего шесть человек, а вас в два раза больше.

— Откуда ты знаешь? — резко поинтересовался Бердыев. — Тебе что, сами бандиты рассказали, где они будут укрываться?

— Я слышал, о чем они говорили, — спокойно ответил горбун. — Я спрятался вон там, за дувалом… — он показал рукой. — Если хотите, можете проверить, там есть кошма, которой я накрылся, когда подслушивал и мои следы.

— Покажи подошву! — туркмен сам грубо поднял ногу Измаилу, а потом ушел.

— Что ты хочешь за помощь? — спросил Алексей.

Горбун заколебался и тихо прошептал: