— Разумно, — кивнул я, уступил место за столом Борису и переместился в зал, где застелил постель и уселся на кровать, ожидая, когда все уйдут.

Пока есть несколько часов, поучу уроки. Все-таки до чего же лучше запоминается, когда ты молод! И цифры, и определения, и иностранные слова.

Проснулась мама и привнесла в реальность турбулентность. Есть люди, которые вроде тихие, но в их присутствии возникают некотролируемые вихревые потоки, все вокруг начинает хаотично двигаться, и чувствуешь себя маленьким самолетиком, которого швыряет из стороны в сторону. Борис собрал сумку и помахал рукой.

— Блин, как же я тебе завидую! — не удержался он. — Так в школу не хочется!

— Надо, Боря, надо.

Брат удалился, а я засел за уроки и сидел так до одиннадцати, после чего собрался и поехал в город на мопеде, рассчитывая купить Андрюше вкусного — не с пустыми руками же идти.

В палату к Андрюше меня предсказуемо не хотели пускать — дескать, он на транквилизаторах, спит. А если не спит, то любой контакт с внешним миром может спровоцировать суицидальные мысли. Ни за две тысячи не хотели пускать, ни за пять. Десять тысяч было жалко, но еще жальче бабушку, которую смерть этого оболтуса может подкосить.

Потому я разразился жалобной речью, что не прощу себя, если не увижу братика, последнее отдаю, на сумку себе копил, не ел, не спал, пожалейте! Оделся я специально бедненько, в курточку, которая была коротка, и речь произвела эффект, врач задумался. А когда я попросил присутствовать при нашем разговоре с Андреем, сердце его дрогнуло. А может, не сердце дрогнуло, а жаба сдавила лапками горло, и он повел меня по обшарпанной наркологии, которая больше напоминала тюрьму: везде были решетки, а вместо молоденьких медсестричек — угрюмые мордовороты-санитары. Психов, надо полагать, тут нет, они в другом отделении, тут наркоманы и алкоголики, потому было тихо. Так тихо, что оторопь брала.

Отперев дверь, врач впустил в палату сперва меня, потом вошел сам.

Я ожидал увидеть Андрюшу в смирительной рубашке привязанным к кровати, но он действительно просто спал, отвернув перебинтованную голову к стене.

— Говорил же — спит, — извиняющимся тоном сказал врач, который деньги-то взял, но толку от этого для меня не было.

Я прошел к кровати, уселся на край и громко позвал:

— Андрей!

Врач всплеснул руками и забормотал:

— Т-с-с! Сон — это его лечение, не буди…

Знал бы он, что на самом деле лечение для Андрюши — мои способности. Брат застонал и повернул расцарапанное, щедро смазанное зеленкой лицо, на котором читалось абсолютное безразличие. Видимо, из окна он выпрыгнул в кусты, и они смягчили удар.

— Слушай, — начал внушение я, — тебе не нужны наркотики. Ты не жалеешь о них. Ты будешь слушаться мать, пойдешь учиться, потом работать и станешь нормальным человеком. Понял меня?

В глубине зрачков плеснулся страх, как пойманная на крючок рыбина — и снова воцарился штиль эмоций. Врач шагнул ко мне, взял под руку и рывком поднял.

— Мы о таком не договаривались. Нельзя его беспокоить.

Хотелось огрызнуться, что взятку надо отработать, но я свое получил (сработало бы внушение!) — смысл тратить нервы? Врач не быковал и не отчитывал меня, а просто молча вывел из отделения и запер дверь. Черт, так стремительно все произошло, что бананы и мандарины, купленные братцу, забрал с собой. И правильно, все равно медики раздербанили бы пакет. Принесу на базу, вечером после тренировки съедим.

От больницы до места встречи с Наташкой было пять минут, потом туда подойдет Илья. Лучше раньше приехать и подождать там. Так я и сделал, поставил Карпа возле скамейки, уселся, запрокинув голову и глядя, как быстро бегут облака.

Наташка прибежала раньше условленного, устало опустилась на сиденье. Я молча отсчитал ей двадцать тысяч. Сестра шмыгнула носом, обняла меня крепко-крепко и не спешила разжимать объятья.

— Спасибо, брат! Никогда этого не забуду! Знал бы ты, как эти деньги нам важны!

— Передавай Андрею привет, — я ей подмигнул. — Пусть быстрее выздоравливает.

— Только ты меня понимаешь, — проговорила она сквозь слезы, еще раз прижалась ко мне и убежала.

Минус тридцатка за один день, так скоро и менять нечего будет, но как иначе-то?

Илья приехал ровно в три, выглядел он озабоченным, сутулился, мялся. Оглядевшись, похлопал меня по спине.

— Что стряслось? — спросил я.

Он не стал ходить вокруг да около:

— На нас быковье наехало с Заводского района. Обещало всех, кто с тобой дружбу водит, отлавливать и ломать ноги.

Называется, не хотел впутывать друзей. Яснее ясного, что за этим наездом и покушением на меня стоит один и тот же человек. Вопрос — кто это.