Проблему формирования боеготовности любой армии можно разделить на три подпроблемы — военная стратегия, вооружение и техническое обеспечение ВС, собственно боеготовность как результат обучения и боевой подготовки. Взглянем, как обстоит в России дело с этими тремя составляющими боеготовности.

Военная стратегия любой армии и даже ее любого подразделения прямо зависит от состояния их вооружения и технического обеспечения. Сегодня с учетом новых военных угроз принципиально изменилась вся военная стратегия стран НАТО. Она строится на доминировании мобильных оснащенных новейшей техникой и высоко управляемых сравнительно небольших подразделений вместо крупных, неподвижных и малоподвижных воинских частей. Стратегический фундамент ВС стран НАТО — построенные на современном высокопроизводительном компьютинге высокоточные дистанционные вооружения, авиация и флот и одновременно мощные глобальные ультрасовременные системы информации, координации и управления. Так, для всех военных операций в Ираке при абсолютном перевесе в вооружении армии союзников — и количественном, и качественном — стратегической основой всех военных операций были: доминирование дистанционных операций, минимум потерь личного состава; высокая управляемость как отдельными частями, так и всей операцией. Для России сегодня в принципе недоступно такое развитие вооружения и технического обеспечения ВС и, соответственно, военной стратегии. Не случайно ни советское вооружение, ни советские консультанты не могли помочь Ираку в войне против США, как в свое время не смогли помочь и арабским странам в их войнах с Израилем. Сейчас критическое — по современным нормам технической вооруженности — техническое отставание почти всех частей ВС России прямо задает и их отставание в сфере военного профессионализма — как технологического, так и тактико-стратегического. Это неизбежно предопределяет и принципиальную невозможность развития современной военной стратегии. А сохранение гигантских ВС и ОПК делает в принципе невозможной техническую модернизацию и ВС, и ОПК. Возник своего рода заколдованный круг. Но эта, казалось бы, с позиции элементарного здравого смысла очевидная проблема почему-то недоступна пониманию российской политической элиты. Сегодняшние отношения военного и политического руководства РФ все более напоминают известную детскую игру в «веришь — не веришь». Сергей Иванов говорит: «Нам нужна миллионная армия — без этого нет обороноспособности!» А Федеральное собрание отвечает: «Верим», — приняв на вооружение принцип Тертуллиана «Верую, потому что абсурдно».

Дефицит современного вооружения и технического оснащения ВС и отсутствие современной стратегии неизбежно предопределяют и принципиальную дефектность военного обучения. Виталий Шлыков показал, что наши принципы подготовки офицеров далеки от норм современных ВС [77] . Поскольку вооружения существуют по обычным физическим законам и техническим идеям, то, очевидно, что при обучении офицеров в военных вузах ведущими предметами должны быть современная гражданская наука и техника. И только после их изучения и на их базе — и только тогда они смогут серьезно изучать специальные военные предметы. Но министр Иванов — человек без специального технического образования — наивно предлагает минимизировать обучение специальным гражданским дисциплинам («…специалист по управлению оружием в ракетных войсках стратегического назначения до 65–70 % своего учебного времени уделял гражданским дисциплинам. Это был перекос».) Реализация его идей приведет к такой принципиальной дисквалификации подготовки офицеров, которая сделает невозможным квалифицированное использование ими всех возможностей современной техники и одновременно резко повысит ее аварийность. А нормальное информационное обеспечение и управление ВС, если принять идеи С. Иванова, станет уже невозможным окончательно, страшно даже представить себе в ВС компьютерщика, получившего сугубо военное обучение. Вспомним пример украинских ВС, которые с советской базы сбили гражданский самолет. К дисквалификации офицеров ведет и создание 10-месячных курсов для их подготовки из отслуживших солдат-призывников. И, конечно, равно негативны как стремление сохранить все военные вузы независимо от уровня подготовки, который они дают, так и попытки реформировать образование без формирования конструктивной стратегии модернизации ВС. Но зато благодаря такой реформе выпускники военных вузов уже не смогут «уйти на гражданку» в качестве, например, инженеров. А в рамках неизбежных последствий сегодняшней реформы ВС — сохранения большинства частей как складов военного утильсырья — все большая дисквалификация военного обучения, в общем, не играет роли. Если военнослужащие никогда не увидят современной техники, то какую роль играет уровень их подготовки?

В 1972 году советские патриоты-политработники из Политбюро ЦК КПСС вместо того, чтобы ввести в ВС профессиональных сержантов как основу военного обучения, утвердили звание прапорщика, а в 1981 году добавили звание старшего прапорщика. До сих пор невозможно понять, зачем они это сделали и чем реально занимается прапорщик. Вместо института профессиональных сержантов они создали систему подготовки сержантов из призывников, которая фактически стала одним из главных базисов дедовщины. Подготовленный кое-как и кое-где сержант не может ничему научить солдат. Единственное, в чем он достигает совершенства, — это в утверждении собственной власти, т. е. фактически в дедовщине. Таким образом, мы имеем ВС, в которых, как пишет В. Шлыков, нет принятого во всех современных ВС хребта для развития профессионализма солдат [78] , но зато есть институциональные предпосылки «неуставного» воспитания.

Как логическое завершение все той же системы формирования небоеготовности российских ВС приведем оценку расходов РФ на обеспечение ее боеготовности. «Зарубежные специалисты по военным финансам считают самым надежным измерителем боевых возможностей армии именно расходы на обеспечение ее готовности. По этому критерию Российская армия находится на одном из последних мест среди современных армий мира. В 2006 году США планируют потратить на боевую подготовку 147,8 млрд долл. (треть военного бюджета), то есть в полтора раза больше, чем на содержание личного состава (108 млрд долл.), и столько же, сколько на закупки и НИОКР (147,4 млрд долл.). У нас же расходы на боевую подготовку, по словам главного военного финансиста Л. Куделиной, составили в 2004 году 7 % военного бюджета, то есть менее 28 млрд руб. (1 млрд долл.). Таким образом, если мы уступаем США по военным расходам в 30 раз, то по расходам на боевую подготовку — в 150 раз» [79] .

Для сравнения — средства, которые потеряли ВС от внезаконной деятельности 150 генералов и адмиралов (из 1380 служащих в ВС), привлеченных к суду и освобожденных от ответственности, составляют 43 млрд рублей [80] , т. е. в полтора раза больше средств на боевую подготовку. В этой же публикации идет речь и нескольких десятках «генеральских и адмиральских дач в Подмосковье (стоимостью от $ 300 тысяч до $ 1,5 млн), которые были построены на сомнительные денежные и материальные средства». Уже и самый «честный и беспристрастный» в мире Генеральный прокурор РФ Владимир Устинов констатировал рост преступности в ВС и сообщил, что в 2005 году в армии «наворовали столько, что можно было бы купить три десятка современных танков». Еще несколько лет назад «Комсомольская правда» сообщила, что «за последние десять лет военные разворовали имущества на 350 миллиардов рублей» [81] . К этим потерям добавим еще десятки миллиардов долларов потерь от погашенных долгов за продажу вооружения уже Россией. И прямые убытки от совместной деятельности ВС и ОПК, которая стала постоянным предметом работы Счетной палаты, тоже исчисляются миллиардами долларов. В частности, то, что целый ряд лет процветала продажа вооружения в долг, во многом привело к разрушению предприятий ОПК. И вот напрашивается очевидный ответ на вопрос: кто же виноват в том, что у ВС нет современного вооружения и техники; для учений у летчиков нет керосина и тренажеров, у танкистов — солярки и опять же тренажеров; у ВМФ нет спасательной техники, а у страны нет средств на подготовку и содержание контрактников?

Современные ВС развитых стран — это высокотехнологичное оружие в руках высокопрофессиональных военных. Сегодня перевес в количестве участников может сыграть роль разве только в уличном бою — и то если обе стороны равно вооружены и обучены. Но наш генералитет вместе с патриотами упорно стоит на своей уникальной концепции реформы ВС. Они намерены не только сохранить, но и увеличить размер ВС независимо от того, как, когда и кем они будут вооружены и обучены. Последние пять лет военачальники упорно твердят: завтра, послезавтра и далее мы будем проводить реформу; но сегодня жизненно важно сохранить масштабы ВС. В переводе на российский менталитет это означает, что планы руководства Минобороны необходимо разделить на две части — ирреальное завтра и реальное сегодня. Завтра, т. е. через 5–10–15–20 лет (это цифры из планов Минобороны РФ), за результаты реформы ВС будут отвечать уже другие генералы — и перед другим президентом и другим Федеральным собранием. А сегодня — не нам, а им, генералам, просто очень нужно — фактически без всякого стратегического и экономического обоснования — сделать два первых шага к реформе. Один шаг традиционен — срочно увеличить финансирование. И главный текст, и контекст этого увеличения, который позитивно принимает большинство населения, очевиден, существует такая народная мудрость: «Если сегодня не кормить свою армию, то завтра будешь кормить чужую». Но, не возражая против этого принципа в общем, полезно взглянуть на то, какую и чью армию мы сегодня кормим. И уже вполне конкретно понять, наконец, кому хорошо и кому плохо от того, что мы содержим такую армию. Второй шаг генералов к реформе — это их попытка перещеголять по принципам призыва даже Советский Союз, для которого ВС были «альфа и омега» его великодержавности. Генералы благодаря отмене отсрочек намерены забрать отцов у детей, единственных кормильцев у инвалидов и стариков, извлечь из вузов большинство студентов. Если это им удастся, то военные смогут увеличить на двести тысяч число молодых людей, которые благодаря призыву с пользой проведут время на складе военного утильсырья (периодически отдыхая на офицерских дачах или на стройках купивших их бизнесменов). А уже отменив еще ряд отсрочек и сократив срок призыва — но отнюдь не размер, «реформа» даст возможность еще более увеличить число молодых людей, которые пройдут через ВС. Зачем это так необходимо, понятно. Если обойтись без данных мер, то каким образом удастся сохранить на службе весь высший и средний командный состав — также и прапорщиков, функции которых совершенно невнятны? И тем более представить, куда после увольнения можно пристроить все эти десятки тысяч генералов и адмиралов, полковников, подполковников и майоров. И где смогут работать сотни тысяч гражданской обслуги ВС. В большей части российских ВС уровень техники и дисциплины настолько низок, что «гражданская» судьба большинства профессиональных военных после отставки проблематична.

Невозможно предположить, каким образом сохранение размера ВС и даже — в случае реализации планов генералов по борьбе с отсрочками — его увеличение сможет помочь развитию безопасности страны. Даже по оптимистическим утверждениям руководства Минобороны сегодня в ВС доля современных образцов вооружения и военной техники составляет 20–30 %, и только к 2010 году дойдет до 35 %, а обеспечить все ВС современным вооружением и техникой удастся только к 2020–2025 году. Но стоимость современного вооружения — даже в российских условиях — настолько велика, что невозможно поверить в то, что РФ сможет за 20 лет вооружить на уровне стран НАТО ВС, размер которых уступает странам НАТО примерно в 3 раза. Элементарная арифметика показывает, что сохранение таких гигантских ВС РФ означает и неизбежное уже не только сохранение, но и развитие их принципиального отставания в вооружении и техническом обеспечении. А потому ВС и ОПК России, несмотря на их гигантскую и все более нарастающую нагрузку на экономику, явно не способны обеспечить обороноспособность страны. Колоссальная (по меньшей мере, втрое больше необходимого) избыточность в ВС и военнослужащих (около 1,2 млн человек), и гражданского персонала (около 1 млн человек) приносит России невозвратный политический, экономический и социальный ущерб. За осуществляющейся сегодня реформой ВС стоит задача не сохранения и развития их обороноспособности, а что-то другое. Понять, что это, можно, только увидев две стороны вопроса — кто и что утрачивает или приобретает от этой реформы. Начнем с анализа потерь.

Главные экономические потери — неоправданно гигантские (для слабой российской экономики) расходы на содержание ВС и ОПК, большая часть которых недееспособна. К ним необходимо добавить и альтернативные экономические издержки, находящиеся уже за пределами военного бюджета. Так, обеспечение деятельности огромной территории ВС с ее бесчисленными строениями (электроэнергия, газ и другие ресурсы) осуществляется главным образом в долг — а потом большая часть долгов погашается. Сохранение функционирующего на 20–30 % гигантского комплекса ОПК с его 1700 предприятий и организаций и двумя миллионами сотрудников со средним возрастом старше 60 лет, возможно только потому, что ОПК позволено почти даром использовать электроэнергию, газ, нефть, металлы и другие ресурсы, которые нашли бы более эффективное применение в других сферах.