Простой арифметический подсчет доказывает: даже если Россия сохранит гигантские размеры ВС и продолжит вновь начавшуюся гонку вооружений (а сегодня уже не идет речи о конверсии) в ущерб всему гражданскому сектору и социальной политике, ее технолого-экономический статус не позволит ей в обозримом будущем выйти на уровень вооружения и технического обеспечения стран НАТО. Более того, через несколько лет ВС России в стратегическом отношении будут уступать уже не только старым, но и новым странам НАТО — например Польше.

Чтобы понять, сколько реально стоит современное вооружение, посмотрим на планы перевооружения стран НАТО. Вот некоторые поражающие воображение цифры с сервера Международного информационного агентства Washington ProFile. «По сообщению министерства обороны США (Department of Defense), в США ныне разрабатываются более 80 принципиально новых систем вооружений. Совокупная стоимость этих программ составляет $ 1,47 триллиона и продолжает расти. Пентагон концентрирует свои усилия на разработке более экономичных двигателей, лазерного и микроволнового оружия, „активных“ систем защиты боевой техники (например, „электромагнитной брони“), боевых роботов, передовых систем связи и разведки, новых видов боевых кораблей и бомбардировщиков сверхдальнего радиуса действия. Большинство из 60 крупнейших (то есть наиболее дорогих) военных программ мира реализуются в США. Первое место занял международный проект по созданию, производству и закупке истребителей F-35 (данный проект обычно называют „Совместный ударный истребитель“ (Joint Strike Fighter), который совместно реализуют США, Великобритания, Канада, Дания, Италия, Нидерланды, Норвегия и Турция. Начало проекту было положено в 2001 году, его стоимость составляет $ 245 млрд, генеральный подрядчик — компания Lockheed Martin — должна поставить в общей сложности 3279 подобных машин. На втором месте — программа „Боевые Системы Будущего“ (Future Combat System), реализуемая с 2003 года армией США. Цель гигантского проекта стоимостью $ 177 млрд — соединить всех участников боевых действий в единую командную сеть, обеспечить солдат и офицеров новыми возможностями (например, беспилотными разведывательными машинами), повысить их эффективность, мобильность и пр. Проект реализуют компании Boeing и SAIC» [66] . Очень хочется понять, каким образом Россия со своим годовым бюджетом в сотню миллиардов долларов и складами военного утильсырья сможет перейти от поставки устаревшего вооружения странам третьего мира на несколько миллиардов в год к оснащению современным вооружением своих собственных гигантских ВС.

Таким образом, можно резюмировать: пока Россия не выберется из пропасти экономико-технологического отставания, куда ее во многом загнала советская гонка вооружений, ни о какой реальной серьезной модернизации вооружения и военной техники нельзя и мечтать. Тем более она невозможна при сохранении гигантских ВС. Обещанные руководствами ВС и ОПК темпы технической модернизации ВС нереализуемы. Генеральские заверения свидетельствуют: или они, мягко говоря, лукавят, чтобы получить максимум финансирования для ВС и ОПК; или их представления о стратегии, вооружении и техническом оснащении ВС надо назвать иллюзорными. О последнем явно говорят и прогнозы нашего генералитета относительно войны в Ираке. А уровень советского военного стратегического мышления, которое не отличается от российского, совсем недавно продемонстрировала информация о том, что Саддама Хусейна консультировали два генерала из высшего командования СССР, ГКЧПисты заместитель министра обороны СССР, командующий ВДВ Владислав Ачалов и начальник Главного штаба ПВО СССР Игорь Мальцев [67] .

Казалось бы, современные ВС должны быть, прежде всего, сформированы по принципу высоко организованного и хорошо оборудованного производства. Как и для любого предприятия, модернизация ВС должна начинаться с ревизии деятельности (технической инвентаризации и финансового аудита). Только после этого возможны постановка стратегических целей модернизации и оценка технических и экономических возможностей для ее реализации. Именно такой была стратегия США при переходе к добровольческой армии. В США сократили размеры ВС, перевели всех военнослужащих на контракт, на основе многолетних исследований и экономических расчетов создали концепцию модернизации — и все это под контролем Парламента и Сената [68] . Постановка конкретных и реальных стратегических задач позволила Соединенным Штатам пересмотреть стратегию вооружения и перевооружения. США отказались от изготовления стратегически устаревшего вооружения, сократили число фирм — исполнителей военных заказов.

Как пишет В. Шлыков, «в течение 5 лет произошла полная трансформация американской военной промышленности, и в ней осталось вместо 40 только 10 крупных производителей оружия („системных интеграторов“)» [69] . Другой автор, Владимир Иванов, пишет: «На рубеже 70-х и 80-х годов США полностью отказались от поддержания и финансирования мобилизационных мощностей в своей военной промышленности. Была создана новая система мобилизационной подготовки, которая привела к интеграции военной промышленности с гражданскими секторами и создания на этой основе базы мобилизационного развертывания на случай войны. В начале 90-х годов МО США издало директиву, в соответствии с которой военные при выдаче заказов промышленности должны были руководствоваться гражданскими стандартами. В результате этого образовалась система нормальных взаимоотношений заказчик-поставщик» [70] . А сегодня министр обороны США Дональд Рамсфельд так формулирует главный принцип перевооружения ВС США: «„Low density/high demand“ („низкая плотность/высокий спрос“) — эвфемизм, попросту означающий: „наши приоритеты были ошибочными и мы приобрели недостаточно этих штук, которые, как мы видим сегодня, нам нужны“» [71] . А вот конкретизация этих приоритетов: «Министерство Обороны США намеревается закупать новые образцы военной техники, основываясь на трех фундаментальных принципах: „скорость“, „маневренность“ и „точность“. Четвертый и менее важный принцип — „легкость“. Эти принципы были установлены после того, как стало понятно, что суть военных действий кардинально изменилась. Ранее американские военные готовились к широкомасштабным войнам, где предполагалось использовать крупные группировки живой силы и техники. Ныне упор делается на проведение краткосрочных военных операций, в которых должны принимать участие относительно небольшие подразделения» [72] . Такие принципы и приоритеты военного строительства прямо способствовали и способствуют тому все более быстрому движению по пути научно-технологического прогресса, которое сделало США мировым лидером в сфере экономики, науки и технологий.

Посмотрим, что представляет собой сегодня российский оборонно-промышленный комплекс. Согласно утверждению главного оружейника страны — генерала Московского, «это 1500 предприятий, которые загружены на 20–30 %» [73] . Как говорит В. Иванов, «по оценкам экспертов, сегодня около 80 % станочного парка оборонных предприятий выработали свой ресурс, а около половины не отвечает требованиям современных технологий. Была практически разрушена система профессионально-технической подготовки. Предприятия катастрофически теряли специалистов. На большинстве предприятий состав работающих сократился в 5–10 раз. Резко повысился возраст работающих и приблизился к планке в 60 лет» [74] .

Как пишет В. Шлыков, «представление о том, что в России существует оборонно-промышленный комплекс — это в значительной мере миф. Как уже говорилось выше, несколько сотен оборонных заводов, которые обычно именуются ОПК, по сути, представляют собой группу мало чем связанных друг с другом предприятий, пытающихся выжить поодиночке, при минимальном контроле или руководстве со стороны государства. Трудно представить себе, каким образом такой ОПК может обеспечить техническую модернизацию ВС РФ. Но зато аксиоматична огромная и непосильная для слабого российского бюджета нагрузка ВС и ОПК, поскольку результаты их деятельности для экономики страны несопоставимы с расходами на них. И экспорт вооружения (многие годы осуществлявшийся в долг и даже нелегально) никоим образом не покрывает эти затраты» [75] .

Такая одновременно глобальная и в принципе нереальная концепция вооружения и перевооружения российских ВС — прямое следствие сохранения советской геополитической паранойи в менталитете руководства ВС, ОПК и большей части политической элиты. До тех пор, пока в военной стратегии России реальные задачи ВС подменяет ответ на некие глобальные и всеобъемлющие угрозы, в принципе не могут быть даже поставлены необходимые и реализуемые задачи модернизации вооружения и военной техники. Сейчас всерьез не стоит даже вопрос о проблемах вооружения и технического обеспечения для решения самой острой современной проблемы — борьбы с терроризмом. Реальную техническую модернизацию ВС заменяет требование руководства Минобороны и ОПК постоянно наращивать финансирование их деятельности. Бюджет ВС и ОПК все более растет. Но тем не менее Начальник Вооружения — заместитель министра обороны РФ генерал-полковник Московский уверен, что надо отдать для ВС и ОПК и золотовалютные резервы Центрального Банка, и Финансовый резерв Правительства. Более того, в интервью обозревателю ПВО И. Ю. Коротченко он утверждает, что сегодня политика Правительства РФ означает «поддержание устойчивости доллара и американской экономики», а «государственный оборонный заказ является одной из важнейших инвестиционных программ России, которая во многом определяет уровень развития промышленных технологий и конкурентоспособность российской экономики» [76] . Именно этот путь гонки вооружений во многом развалил «великий и могучий» Советский Союз. Несмотря на солидный возраст нашего верховного командования, уроки стратегических ошибок СССР наши многозвездочные генералы не усвоили. Они и сегодня предлагают России пройти по дороге геополитической психопатии на вечном российском двигателе военной истерии. В другом интервью «Тверской, 13» тот же генерал Московский признается: «Годы холодной войны прошли для нас под знаком изнуряющей советскую экономику гонки вооружений». Но это реалистическое признание не мешает ему быть одним из главных идеологов нового витка гонки вооружений. Позиция генерала Московского очень напоминает старый советский анекдот «Да, у меня есть свое мнение, но я с ним не согласен».