В свое время в США основой для перехода на добровольческую армию стали многолетние серьезные исследования. Особую роль сыграло экономическое обоснование знаменитым экономистом — Нобелевским лауреатом Милтоном Фридманом — того, что обязательная воинская повинность, являющаяся по существу «скрытым налогом», приводит к неэффективному использованию человеческих ресурсов. Это означает, что помимо прямой экономической нагрузки ВС на страну существуют еще и так называемые скрытые издержки от призыва: потеря дохода за время пребывания в армии, отчуждение призывников от общества и нарушение их карьерных и личных планов. Все это неизбывно происходит и в России.

Наша национальная специфика такова, что помимо общих для всех государств скрытых издержек возникают и другие социальные потери. Прежде всего это социальные потери в результате постоянного роста криминала в российских ВС. Прокомментируем многочисленные сообщения об этом в mass media — в первую очередь, выступления и интервью Главного военного прокурора А. Савенкова. Число преступлений, объектом и субъектом которых являются военнослужащие, постоянно растет. Согласно данным Минобороны, в ВС «в 2005 году погибло 1064 человека, а совершило правонарушения 20390». По данным А. Савенкова, «в 2005 году общее число зарегистрированных в российских войсках преступлений 139 тысяч, а осуждено более 15 тысяч военнослужащих… В совокупности с неуставными взаимоотношениями рукоприкладство составляет сегодня 30 % от общего количества преступлений, совершенных военнослужащими Вооруженных Сил Российской Федерации… Только в 2004–2005 годах военными прокурорами возмещен ущерб на сумму около 700 млн рублей, возвращено из незаконного владения 1100 квартир, восстановлены права свыше 200 тыс. ее военнослужащих и членов их семей, отменено свыше 12 тысяч незаконных приказов командования… Военные прокуроры отыскали 118 миллионов „боевых“ рублей, которые скрывали от воевавших в Чечне» [82] . И это помимо многомиллиардного криминала с использованием в ВС (и ОПК) финансовых средств и ресурсов, о котором постоянно пишут средства массовой информации. Еще есть военкоматы, которые систематически забирают в ВС больных (бесплатно) и освобождают по болезни здоровых.

Уже четвертый год А. Савенков публично говорил о росте преступлений в ВС. Тем самым он фактически предупреждал нас, что человек в погонах все более опасен. Можно уверенно утверждать, что ставший известным криминал в ВС — это только верхушка айсберга имеющегося в них беззакония. Во-первых, большинство правонарушений систематически и целенаправленно скрываются. Во-вторых, основная масса даже привлеченных к ответственности правонарушителей отделываются неоправданно легкими наказаниями. В-третьих, для ВС характерна специфическая иерархия ответственности за правонарушения: вероятность осуждения обратно пропорциональна статусу его совершившего. Генералы и адмиралы, за немногими исключениями, ненаказуемы. В-четвертых, ответственность за правонарушение тем меньше, чем больше людей в нем замешано, поскольку круговая порука — одна из опор российского военного менталитета. Это означает, что ответственность за совершаемые в ВС преступления тем ниже, чем выше их социальная опасность. Такой же парадоксальный подход к преступлениям и наказаниям в России действует и во всех остальных силовых структурах и распространяется на властный аппарат.

Следствием такого существования ВС стала специфика принципов социализации людей в погонах. Основой любых отношений в ВС являются не уставы, а именно то, что скромно называется неуставными отношениями. Это означает, что квазиправовым фундаментом для функционирования ВС стало доминирующее над правом и реализуемое в самых разных ипостасях право сильного. Своей долей в этом праве владеют и офицеры (особенно те, кто имеет доступ к различного рода материальным ценностям и/или к возможностям развития карьеры), и так называемые «деды», и «землячества», и даже гражданские лица — родственники, наемный персонал, партнеры в противозаконных сделках. Масштабы воровства в ВС таковы, что они на порядки превосходят статьи расхода ВС на содержание и обучение военнослужащих, обеспечение боеготовности. Именно в ВС реализуется старый российский принцип еще времен Петра I «жить по уставам тяжело суставам». Надо заметить, что все «суставы ВС» настолько глубоко поражены этой доходящей до противозаконности внезаконностью, что служба в ВС в последние годы превратилась в своего рода школу произвола и криминала. Ее учителя и выпускники затем успешно применяют уроки в своей деятельности и в ВС, и за их пределами, пополняя огромную армию тех, кто прошел аналогичную курсы прямо в местах предварительного задержания и отбывания наказания. В России через две эти «школы» уже прошли многие миллионы мужчин и одновременно членов их семей. Не случайны те факты, которые обнаружил опрос Н. В. Шеляпиным студентов трех вузов культурной столицы России: «физическим наказаниям подвергались аж 73 % (1826 человек из 2502), а из них 26 % (474 телесно воспитуемых) — были детьми работников силовых структур!» [83] . А вот психологический результат применения этого традиционного национального «учения» — «82 % студентов на данный момент считают, что применявшиеся к ним методы телесного воздействия — вполне справедливы; 61 % — что эти методы помогали им исправить свое поведение — и полностью одобряют подобный способ воспитания» [84] . Конечно, жизнь ВС — это отражение жизни страны. Но бесправность одних и безнаказанность других в ВС стали мощным усилителем всех негативных сторон гражданской жизни в России.

Многие генералы, в том числе С. Иванов, утверждают, что криминал в ВС — главным образом прямое следствие общего состояния общества. Это говорит о том, что военному командованию неизвестны азы социальной психологии, и особенно криминологии. И призывники, и курсанты военных училищ (а это больше трехсот тысяч ежегодно) попадают в ВС в 17–18 лет, т. е. в период формирования социальных установок. Они социализируются в условиях непрерывных тесных и преимущественно насильственных социальных контактов на основе тотально навязанной им жесткой авторитарности «дедов» и командиров, диктуемых «правил и норм» поведения. Из-за этого исчезают те возможности социального выбора, которые молодежи в той или иной степени давало общество за пределами ВС. Вместо этого призывники и курсанты проходят, как и в криминальной среде, двойную школу принудительной социализации — сначала они лишь объект насилия, а затем субъект. А поскольку создаются крайне благоприятные условия для социального заражения, то неизбежны становятся распространение, усвоение и закрепление любых отклонений от социальной нормы. Достаточно много писалось и говорилось о тяжелых социальных последствиях прохождения полумиллиона военнослужащих через войну в Афганистане и еще большего их количества через Чечню. Речь шла о последствиях не только самой войны, но и неуставных отношений и криминала внутри подразделений. Не случайно в 1999–2001 году с командованием судились больше четырехсот тысяч военнослужащих [85] . Сегодня в ВС формируется криминальная субкультура как главный базис социализации военнослужащих. Есть прямое свидетельство того, насколько глубоко она закрепляется в социальном менталитете — поведение бывших военнослужащих в Дни пограничника и ВДВ.

Контингент, который уже много лет приходит в ВС России, крайне слабо защищен от такой социализации с креном в беззаконие и криминал. По данным народного депутата СССР полковника В. Лопатина, «еще в 1989 году среди призывников было 45 % людей с подорванной психикой, 27 % плохо владели русским языком, 15 % процентов призывников были ранее судимы» [86] . Министр обороны С. Иванов, сообщив в интервью «Московскому комсомольцу» 01.03.2005 «Дело в том, что в армии собираются все болячки общества. Бедные, униженные, оскорбленные — все они приходят в армию, потому что больше — некуда. У нас почти весь призыв приходит из депрессивных регионов, а из регионов-доноров не призывается почти никто» [87] , лишь подтвердил то, что общеизвестно. Вооруженные силы уже много лет пополняются не одаренными и социально стабильными членами общества, т. е. зрелыми и самостоятельными, социально устойчивыми и профессионально состоявшимися взрослыми людьми, а преимущественно нестабильными молодыми людьми с дефектами образования и поведения, нередко даже с криминальным прошлым. Это означает, что крайне снижена их способность противостоять правовой и социальной деформации, которую несут ВС. Поэтому главная скрытая, или, скорее, скрываемая, потеря сегодняшних ВС — это неизбежная социальная деформация не только прямых участников криминала, но большинства попавших в ВС людей — от призывника до генерала. А случайно попавшие в ВС более стабильные в социальном отношении молодые люди неизбежно превращаются в главный объект травли, физического и психического насилия, что глубоко травмирует их физически и/или социально. Как правило, вынужденным и не слишком удачным сегодня является выбор ВС как места для профессионализации и социализации для большинства из четырех сотен тысяч офицеров и ста семидесяти тысяч прапорщиков. Они неизбежно теряют бесценные для профессионального развития годы на нищенскую жизнь и профессиональную деградацию в лишенных современного вооружения и оснащения ВС. Для тех из них, у кого нет надежды когда-либо примкнуть к высшему командному составу, главные радости — мелкий криминал и большой алкоголизм. Поэтому верхом цинизма патриотов и генералов, а скорее всего, достойным завершением их специфической социализации в современных ВС является утверждение, что только в армии формируются настоящие мужчины.

Не соответствует действительности, что проблемы ВС — это лишь отражение болезней общества. Скорее болезни общества во многом формируют выпускники школы криминальных наук, в которую все более превращаются ВС. Попавшие в ВС носители «болячек общества» благодаря службе в армии становятся еще более «бедными, униженными, оскорбленными» и/или даже просто людьми с криминальными установками. Из ВС они выходят уже с прочно усвоенным принципом «жить по уставам тяжело суставам». И парадоксально, что именно эти никоим образом не участвующие в создании ВНП «болячки общества» (слова не мои, а министра обороны Сергея Иванова) диктуют государству и обществу, как будет потрачена большая (до трети) часть доходов бюджета страны.

Сегодня никакая военная полиция не сможет ничего изменить, поскольку она станет продуктом все той же внезаконной и противозаконной среды. Очевидно, что изолированная от общества и закрытая от гражданского контроля система гигантских, отсталых и нищих ВС бедной страны, в которой власть глубоко поражена институциональной коррупцией, а для массового менталитета характерна высокая криминальная готовность к ксенофобии, в принципе не может обеспечить нормальное социальное и профессиональное развитие и призывников, и кадровых военных. Она способна гарантировать только все большее падение ВС в бездну непрофессионализма и криминала.