Но, используя слабую правовую компетентность законодателей, такому реструктурированию прокуратуры активно и успешно сопротивляется ее сегодняшнее руководство, сформировавшее свой профессионализм в советской инквизиционной правовой системе и потому вполне обоснованно воспринимающее его как личную угрозу. В то же время руководство прокуратуры, погруженное в мифы собственной значимости, не видит ни своей реальной роли в правовом пространстве, ни реального отношения к себе. Приведем два показательных примера. В своей статье «Прокуратура — главный правозащитник страны» [179] генпрокурор В. Устинов самым парадоксальным образом трактует вполне определенную концепцию международного права о самостоятельности всех сторон права «Концепция самостоятельного прокурора, обладающего судебной властью, постоянна и универсальна. Эта концепция ясно выражена в рекомендациях Подкомиссии ООН, в разделе III о судебной самостоятельности и правах человека. В статье 129 говорится: „Самостоятельность прокуроров и адвокатов, их смелость и совесть, с которыми каждый из них исполняет свой профессиональный долг, необходимы для укрепления самостоятельности судей и для обеспечения справедливости, свободы и соблюдения равенства, а также для защиты прав человека всех людей, принадлежащих обществу в целом“», демонстрируя синкретизм мышления, вряд ли приемлемый для государственного чиновника его уровня. Тот же В. Бессарабов в массе работ приводит фантастические цифры поддержки прокуратуры населением, в то время как реальные исследования ВЦИОМа показывают, что по степени доверия прокуратура уступает не только Президенту, правительству, церкви, но даже местным властям, суду, армии, органам госбезопасности, СМИ, находясь на одном уровне доверия с милицией и политиками [180] .

В какой мере, на Ваш взгляд, заслуживают доверия такие институты, как…

В % к числу опрошенных, март 2003 г., N=2107; затруднившиеся с ответом не приводятся; ранжировано по «полному доверию».

Доверие / недоверие к основным социально-политическим институтам

Милиция, суд, прокуратура, с 2001 — милиция и прокуратура, с 2002 — только милиция.

1. вполне заслуживает; 2. совсем не заслуживает

Для того чтобы прокуратура стала высокопрофессиональным правоприменительным органом, необходимо:

• привести функции прокуратуры в соответствие с нормами правовых государств и ее реальными возможностями; ряд функций, которые необоснованно взяла на себя прокуратура, нужно передать другим правоприменительным и контрольным структурам.

• привести законодательство о прокуратуре в соответствие с Конституцией РФ;

• сформировать законодательно заданные процессуальные нормы для обеспечения выполнения прокуратурой всех ее функций;

• создать механизм контроля над деятельностью прокуратуры и, соответственно, обеспечить ее ответственность за свои непрофессионализм, ошибки и коррупцию;

• законодательно запретить необоснованное вмешательство прокуратуры в деятельность правоприменительных и контрольных структур;

• создать современную систему обучения и аттестации прокурорских работников, которая не только повысит уровень их профессионализма, но, очистив прокуратуру от невежд, сформированных советской инквизиционной системой, даст возможность занять достойное место в ней молодым профессионалам с современным образованием.

Сегодня решается судьба российской прокуратуры: готова ли она сама стать реальным правоприменительным органом или же в ближайшее время система власти (при Путине или после Путина) будет вынуждена подвергнуть прокуратуру полному реструктурированию.

Более десяти лет серьезные и, казалось бы, вполне убедительные доводы о необходимости срочного реформирования прокуратуры приводятся как известными российскими юристами, так и высокопрофессиональными сотрудниками правоприменительных органов, в том числе и большинством разработчиков правовой реформы. Кроме того, Россия при вступлении в Совет Европы взяла на себя обязательства реформировать прокуратуру, о чем настоятельно говорят и юристы Совета Европы. Тем не менее прокуратура не только сохраняет, но даже укрепляет свои позиции, а вся российская правовая система неуклонно движется в направлении развития инквизиционного права, а во многом и тесно связанного с ним вопиющего беззакония в деятельности правоприменительных органов. Возникает вопрос: какая сила всю постсоветскую историю российского права, защищая прокуратуру от реформирования, позволяет ей и дальше реализовывать и развивать свои безразмерные претензии, безнаказанно нарушая Конституцию? Ответ так же прост, как и очевиден — причина в популярности советского прокурорского правового мировоззрения как в общественном сознании, так и прежде всего и главным образом у представителей исполнительной и законодательной власти.

Как вчера в СССР, так и сегодня в России в правовом сознании большинства жителей фактически доминирует «прокурорский синдром» как комплекс правового мировоззрения, базисом которого является сакрализованность, закрытость, бесконтрольность и в конечном итоге безответственность органов власти как норма их деятельности. Он реализуется в следующих компонентах:

• обвинительный уклон правосудия, т. е. замещение правовых презумпций — уголовно-правовых и уголовно-процессуальных — комплексом правовых ксенофобий;

• для всех правоприменительных органов (а также властных структур) характерны избыточность полномочий и низкая эффективность исполнения своих функций, т. е. высокий уровень власти и низкий уровень профессионализма;

• принцип доминирования надзаконности, некоего почти беспредельного прибавочного порядка над законностью, т. е. общественно необходимым порядком.

Такого рода крен правосознания в России, характерный и для сотрудников правоприменительных органов, и для большей части представителей всех структур власти, и для основной массы населения, сформирован всей имперской историей России и СССР, когда интересы империи и связанного с ней порядка были выше интересов отдельного человека. Именно имперское развитие России и СССР, как блестяще показал один из самых известных современных историков России Джеффри Хоскинг, предопределило формирование и доминирование неких надчеловеческих порядка, права, правосудия в интересах империи и, соответственно, низкую социальную цену прав и жизни отдельного человека. Подобная система социальных ценностей, характерная не только для правосудия, обвинительный уклон которого связан с одной из его главных основ — наказанием, но и для всех других компонентов общественной и частной жизни, сохранилась и сегодня. Так, надчеловечность и в конечном итоге бесчеловечность, примат силы над правом, наказания над милосердием характерны и для позиции большинства верующих и даже священнослужителей. Агрессивность и нонтолерантность характеризуют частную жизнь. Интересны в этом отношении факты, приведенные исследователями, которые показывают, что физическое наказание детей в семьях представителей силовых структур формирует у последних уверенность в необходимости его применения в дальнейшем к своим детям и в своей профессиональной деятельности. Для России характерно и то, что вера в необходимость сверхсильного наказания за правонарушения и даже проступки сочетается со сверхвысокой криминальной готовностью большинства населения и высокой криминальностью целых групп граждан, включая представителей власти. Все это типичные свойства тоталитарного синкретического правового сознания, когда человек, являясь одновременно и жертвой и палачом, и преступником и прокурором, не видит в этом противоречия. Одновременно традиционным прикрытием этого построенного на насилии правового, а фактически внеправового массового сознания являются моральные, в том числе правовые декларации. Прямыми следствиями такого патологического развития правового сознания общества в целом и власти в особенности явились демонстративно гуманистическое право, провозглашенное в декларациях представителей власти, и тотально инквизиционное право, реализуемое не только в правовой практике, но во многом и в законодательстве. Типичным примером последнего являются две сакраментальные антиконституционные статьи Закона о прокуратуре — статьи 5.2 и статья 42, которые законодательно закрепляют закрытость деятельности прокуратуры, ее неподконтрольность и неподсудность.