Габби попрощалась с ними и стояла у входной двери, когда они садились в машину и отъезжали. Через полчаса с работы вернулся муж. Он налил два бокала вина, и они уселись на патио. Прилетела колибри. Он рассказал ей о своем дне, но она не рассказала ему ничего.

В машине Дэниела, на пути обратно в Сан-Бернардино, Рени прокрутила в голове визит к Габби. Реакция на женщину, которую ее отец едва не убил, потрясла ее и немного испугала. Она боялась этой встречи, боялась глубокого стыда. Но вместо этого она ощутила связь, почти родственную, ее неодолимо потянуло к ней, грозя нарушить хрупкое душевное равновесие.

— Я не ожидала такого взаимопонимания, — сказала Рени.

Встреча с Габби разбудила в ней самой воспоминания о той ночи. Ее отец не разозлился. Честно говоря, она не помнила ни одного случая, когда он на нее злился, злился по-настоящему. Да, был тот случай с рисунком на камне, но даже тогда он не вышел из себя, возможно, просто из-за неспособности испытывать сильные эмоции. Когда они вернулись домой, он уложил ее в постель, как делал всегда, поцеловал на ночь и сказал, что любит ее.

— А мне это понятно, — сказал Дэниел. Они застряли в едва двигавшейся пробке, перед ними маячила вереница красных габаритных огней, однако он выглядел невозмутимым. Обычно поездка заняла бы меньше часа. Но не сегодня.

— Вы обе пострадали от одного человека, — сказал он. — Просто по-разному.

— Раньше я думала, что не могу припомнить подробности, потому что была тогда ребенком, а дети часто путают или забывают, — сказала она. — Но теперь мне кажется, что мы с Габби заблокировали многие воспоминания.

— И как вам теперь теория насчет второго взрослого, если она никого не помнит? Думаете, был кто-то еще?

— Есть убитая журналистка. Даже если там никого больше не было, возможно, кто-то пытается что-то скрыть. Думаю, нельзя, чтобы имя Габби попало в прессу, пусть и прошло тридцать лет. Сомневаюсь, что она в опасности, но кто-то может решить, что она что-то знает.

— Согласен. — Его телефон зазвонил, заиграв знакомую мелодию, которую она не смогла припомнить. Какая-то старая песня, возможно, Леонард Коэн.

Он ответил. По обрывкам диалога можно было догадаться, что речь шла о том, когда ждать Дэниела к ужину. Ее впечатлила способность Дэниела отложить в сторону находку тела матери, но она знала, что шок может наступить позже, когда ничего больше не отвлекает. Хорошо, что он не останется один сегодня вечером.

— Пицца, да? — спросил он. После паузы он ответил, что постарается побыстрее, и отключился.

— Когда вы последний раз ели? — спросил он Рени.

Чтобы вспомнить, потребовалось время. Еда, которую заказал Дэниел, когда они копались в коробках Кармел?

— Поедем ко мне, поужинаем.

— Я не голодна. — Ей хотелось поскорее вернуться в свою хижину.

— До управления, где стоит ваша машина, еще полчаса езды. Давайте по дороге заедем к нам. Позже дороги будут посвободнее. Это логично.

Ей совершенно не хотелось заезжать к кому-то домой и вести застольные беседы. Это нервировало. Ему уже второй раз звонили, напоминая об ужине. Она нарисовала себе традиционную семью. Людей, с которыми у нее не было ничего общего. От одной мысли, что придется терпеть такую ситуацию, без машины для побега, ей стало дурно.

— Высадите меня где-нибудь. Поймаю такси или «Убер».

— Да ладно. Мы сейчас пробуем новую диету, якобы суперздоровую. Уверен здоровая пища вам не помешает. Любите домашнюю пиццу?

— Да.

— Гарантирую, что эта вам не понравится. Потому что это будет непропеченная корка, а сверху что-нибудь вроде брюссельской капусты и тофу.

— Какой ужас.

— Так и есть.

— И вы хотите, чтобы я пришла и помогла вам съесть эту жуткую стряпню?

— Именно. Разделить страдания.

Теперь воображение рисовало молодую жену, дом без детей, возможно, с шумным псом.

Она была голодна. Даже вязкая корка и мягкий тофу казались аппетитными.

Дом был скромным одноэтажным оштукатуренным строением, к югу от трассы 210, на уютной улочке неподалеку от аэропорта. Перед домом две пальмы и множество разнообразных кактусов, которые мелькнули в свете фар, когда они повернули на крытую стоянку, откуда вошли в дом через боковую дверь, открывавшуюся прямо в кухню, без прихожей, где можно было бы перевести дух и подготовиться. Их встретил седовласый джентльмен в белом фартуке, и с кулинарной лопаткой в руке и накрытый на двоих стол. Молодой жены нигде не просматривалось.

— Ты не предупредил, что у нас гости.

Голос звучал хрипло — наверное, курильщик, хотя запаха она не учуяла. Должно быть, бросил. Не слишком гостеприимный прием укрепил ее в мысли, что первая реакция на приглашение была верной. Нечего ей здесь делать и не следует мешать жизнь с работой. Или это просто отговорки, а дело в другом? Аура этого места — уют, гостеприимное и безопасное тепло — ударила больнее, чем все остальное за последние дни. Она могла собраться и подготовиться к знакомым местам и запахам, к фотографиям жертв отца с мест преступлений и фото детских лет после ареста Бена. Это оказалось на удивление легко. Но такие моменты, как сейчас, когда должно было быть легко и просто, выбивали почву у нее из-под ног.