Некоторым людям при виде протезов становится не по себе. Сидя рядом со Стеллой, я думаю о том, что она никогда не показывала — ни внешне, ни в деятельности своего разума, — что мои кибернетические компоненты нервируют ее. Она очень отзывчивая леди.

Мы оба молчим по дороге к дому, ее и Бэрона. Теперь это наш дом.

Пока я распрягаю лошадей, Стелла громко захлопывает дверь дома. Она тоже громко запирает ее, но я предусмотрительно прихватил ключ от дома, который принадлежал Бэрону. Я узнал его, потому что почувствовал на нем его запах, а также запах мусора из карманов, лошади и Стеллы. Запах был слабым, но я уловил его, когда рассматривал ключи, висевшие на крючках у входной двери, прежде чем сопроводить ее в офис, где мы подписали документы о браке.

Работники ранчо, должно быть, не видели, как я управлял экипажем. Судя по тому, как они подкрадываются к стойлу и подсматривают, я думаю, они ожидают увидеть Стеллу, распрягающую лошадей. Задние части содержимого их черепов светятся желтым, таким ярким, что кажутся радиоактивными. Возможно, они думают застать Стеллу врасплох, пока она ухаживает за животными. Поэтому они поражены, обнаружив меня, и когда я молча показываю каждому из них палец с кольцом (вместе со средним — земной жест, которому Бэрон научил меня несколько соляров назад, но я так и не привык к нему: мой указательный палец тоже всегда пытается подняться), они ошеломлены. Они ускользают, их мозги гудят, когда они осознают, что теперь я — защита Стеллы.

Они быстро приступают к своим обязанностям, проявляя большую концентрацию, чем, готов поспорить, они демонстрировали за последние недели. Ведь теперь исчез соблазн урвать шанс на повышение.

По крайней мере, пока я жив.

Моя жизнь внезапно повисла на волоске. Я делаю себе пометку немедленно начать откладывать средства на имя Стеллы на случай непредвиденных обстоятельств. Если я умру, у меня будет «выходной пакет» — достаточно средств, чтобы вернуться на родную планету или сбежать в любую точку галактики, если придется. На этот раз, если она снова овдовеет, ей не придется продавать скот, облигации, акции или землю, чтобы иметь физические кредиты для побега. Она возьмет все в свои руки.

Если я умру, я хочу, чтобы она была в безопасности подальше отсюда. Мы оба знаем, что одна она не будет в безопасности. После того, как ей представятся реальные возможности для отъезда, я полагаю, она могла бы воспользоваться возможностью сбежать от меня в любое время, как только будет иметь достаточно средств. Мне странно не хочется обдумывать эту мысль. Если Стелла уедет, я буду… тосковать по ней. Возможно, из-за того, что она была так дорога Бэрону, во мне есть что-то, что ощущает связь с ней.

Теперь, когда мы в буквальном смысле установили связь, я чувствую ее повсюду. Связующие эмоции пронизывают мое сознание. Химические вещества для интимных отношений проносятся по организму, связываясь с рецепторами, изменяя мои чувства.

Когда я смотрю сквозь стену дома на биоструктуру Стеллы, я вижу, как те же изменения происходят и в ее сознании. Но я также вижу нарастающую активность в области ее мозга, отвечающей за сильный гнев.

Мне не хочется входить в дом. Но я пользуюсь своим ключом, и меня встречает такой пристальный взгляд, что я почти готов извиниться и выйти обратно на улицу. Я этого не делаю, потому что мое присутствие как хозяина поместья отпугивает хищников. (Хищников, отличных от меня.)

Я занимаюсь в кабинете Бэрона до обеда, разбираясь с бумагами и контрактами, большинство из которых я уже просмотрел. Сейчас я знакомлюсь с его организацией работы и составляю представление о том, какие шаги я предприму дальше. В первую очередь нужно вызвать сотрудников в дом и продемонстрировать им, что Стелла находится под моей защитой — насколько это вообще возможно. Йондерины не популярны в этих краях, но, по воле провидения, мой вид вызывает некоторый страх.

Я смогу защитить ее наилучшим образом, если буду жив, но когда я сажусь напротив нее за стол ужинать, задняя часть ее мозга гудит от злости желто-зеленым цветом, особенно когда она ставит передо мной тарелку с едой. Таким образом, я совершаю немыслимое и решаю, что лучше выброшу еду впустую, чем рискну отравиться. На всякий случай, если она настолько зла.

Когда она втыкает нож в стейк на кости, пока тот не врезается в фарфоровую тарелку, я решаю, что она именно настолько зла.

Я облизываю губы и перевожу взгляд с острия ножа на ее разъяренное лицо.

— Если я извинюсь, это сделает твою трапезу более приятной? Или мне следует остаться и составить тебе тихую компанию?

— Можешь идти нахуй, — слышу я, как она бормочет сквозь стиснутые зубы. Но я слышу ее только потому, что у меня отличные чувства. Обычному человеку хватило бы остроты восприятия лишь на то, чтобы уловить децибелы ее рычания.

Я решаю пока не двигаться. Это кажется самым безопасным. Я провожу большим пальцем по запотевшему стеклу, как обычно, загипнотизированный видом воды. Я не скучаю по дому в океана, но я скучаю по плаванию. Мои протезы можно погружать в воду, что позволяет мне немного плавать. Они также могут отсоединяться, хотя у меня больше нет хвостовых плавников, с которыми я родился. Эта потеря никогда не перестает вызывать у меня легкую меланхолию. Но я многого добился с тех пор, как начал ходить по твердой земле. Я не жалею о своих улучшениях.