— Что ж, — произнес он глухо. — Вы сами выбрали свою судьбу. Я сделал все, что мог. Или, вернее, все, что счел нужным.

Он резко развернулся и вышел из камеры, не сказав больше ни слова. Дверь за ним захлопнулась с оглушительным лязгом. Снова щелкнул засов.

Предложение губернатора отвергнуто. Впереди — неизвестность, но, судя по словам Кортни, весьма предсказуемая в своей жестокости. Люди Кромвеля. Пытки.

Прошло, возможно, около часа с момента ухода губернатора Кортни. Час, наполненный тяжелым ожиданием и мрачными размышлениями о методах «специалистов» Кромвеля. Я сидел на полу, прислонившись к стене, пытаясь привести мысли в порядок, когда за дверью снова послышалась возня. На этот раз без церемоний — засов отодвинули с резким скрежетом, и дверь распахнулась.

На пороге стояли двое солдат в красных мундирах, те же, что конвоировали меня раньше. За ними маячила фигура офицера с непроницаемым лицом. Это он командовал моим арестом на палубе.

— На выход, пират, — бросил один из солдат, делая шаг внутрь.

Его рука легла на мой локоть, грубо поднимая меня на ноги.

Кандалы на запястьях неприятно звякнули. Я поднялся. Офицер молча указал подбородком в сторону выхода. Сопротивляться было бессмысленно. Меня вывели из камеры, яркий солнечный свет ударил в глаза после полумрака, заставив на мгновение зажмуриться.

Мы шли через двор форта. Раскаленный воздух дрожал над вытоптанной землей. Несколько солдат, занятых своими делами, остановились, провожая меня любопытными или враждебными взглядами. Парочка рабочих, чинивших стену неподалеку, прекратили стучать молотками и открыто глазели. Я чувствовал себя зверем, которого ведут на потеху толпе. Старался держать голову прямо, смотреть перед собой, не обращая внимания на перешептывания и тычки пальцами. Тяжелые оковы оттягивали руки назад, заставляя идти немного сутулясь, но я упрямо расправлял плечи.

Меня привели к приземистому длинному зданию из серого камня, которое, судя по его виду и запаху, раньше служило либо складом для провианта, либо казармой. Сейчас его двери были распахнуты настежь, и оттуда тянуло густым, спертым воздухом — смесью запахов пота, пыли и дешевого табака. У входа стояли еще двое солдат с мушкетами наперевес.

Офицер кивнул им, и меня втолкнули внутрь. Помещение оказалось большим, вытянутым, с низким потолком, поддерживаемым толстыми деревянными балками. Света было мало — лишь тусклые лучи пробивались сквозь грязные, узкие окна под самым потолком. Вдоль стен виднелись следы от нар или стеллажей, а в дальнем конце громоздились какие-то ящики и бочки, прикрытые рогожей. Сейчас же большая часть пространства была заполнена людьми.

В передней части, на небольшом возвышении, сколоченном из грубых досок, стоял стол, накрытый куском темно-зеленого сукна. За столом сидел мужчина в потертом черном костюме и съехавшем набок парике, который выглядел так, будто его только что вытащили из сундука со старым тряпьем. Это, очевидно, был судья. Лицо у него было одутловатое, с красными прожилками на щеках, глаза смотрели устало и без особого интереса. Рядом с ним за тем же столом расположились еще двое — один, помоложе, в форме чиновника, суетливо перебирал бумаги, другой, постарше, с лицом, похожим на высохший пергамент, просто сидел, подперев щеку рукой.

Перед возвышением стояла простая деревянная скамья — место для подсудимого. Меня подвели к ней и жестом приказали стоять. По обе стороны от меня встали конвоиры. По периметру зала, вдоль стен, выстроились солдаты с мушкетами, их присутствие создавало гнетущую атмосферу.

Остальное пространство было забито публикой. Колонисты в простой одежде, моряки с торговых судов, стоящих в гавани, несколько женщин в чепцах, даже пара-тройка щеголевато одетых джентльменов, видимо, привлеченных слухами о процессе над известным пиратом. Все они стояли плотной толпой, вытягивая шеи, перешептываясь, разглядывая меня с нескрываемым любопытством. Воздух был тяжелым от дыхания множества людей, жара стояла неимоверная. Пахло потом и морем.

Судья лениво постучал деревянным молоточком по столу. Шум в зале немного утих.

— Начинаем слушание по делу пирата Крюк, известного под именем «Доктор Крюк», — провозгласил он дребезжащим голосом, не глядя на меня. — Господин секретарь, зачитайте обвинения.

Чиновник рядом с ним откашлялся и начал читать скрипучим, монотонным голосом с листа бумаги:

— Обвиняется в том, что он, будучи капитаном пиратского судна, неоднократно совершал нападения на торговые корабли, идущие под флагом Англии и ее союзников, грабил их, наносил ущерб торговле и подрывал безопасность мореплавания в Карибском море. Также обвиняется в актах насилия и убийствах членов экипажей захваченных судов. Отдельно вменяется в вину вероломное убийство капитана Бартоломью Роджерса, честного английского мореплавателя, чье тело было обнаружено в пригороде Бриджтауна со следами насильственной смерти…

При словах «честного английского мореплавателя» по залу пронесся тихий смешок. Не громкий, но явственный. Несколько человек в толпе обменялись понимающими взглядами, кто-то хмыкнул себе под нос. Репутация Роджерса, как видно, была хорошо известна на Барбадосе, и его «честность» вызывала у местных жителей явные сомнения. Даже судья на мгновение оторвал взгляд от своих бумаг и посмотрел на секретаря с некоторым удивлением, но тут же снова уткнулся в стол. Горькая ирония ситуации — меня судят за убийство человека, который сам был пиратом и предателем, пытавшимся убить меня. Но сейчас это не имело значения. Труп Роджерса был удобным поводом для обвинения.