Разворачивались торопливо, в сумерках и на рассвете. От полков связи не было, впрочем, если по канонаде судить, на фронте пока относительно спокойно.

В новом расположении было тесно, в поселке стояли на правах основных жильцов, а здесь теснили штабные службы и даже склады. Но и то добро, что пришли на обжитое место, хотя бы дыры в крыше латать не пришлось. Какой-то всклокоченный и нервный интендант третьего ранга, с красными от недосыпа и дыма глазами, показал пару пакгаузов недалеко от железной дороги да приземистый бревенчатый дом, которые можно было занимать.

Потеснили кого-то, впотьмах даже сразу не поняли, кто вяло матерился и шумно двигал какие-то ящики. В бывших мастерских, которые хозяйским глазом Денисенко сходу определил под сортировочную, сидела рота связи со своим электрическим хозяйством и проводами. Выселяться без приказа связисты отказались наотрез. Пришлось искать их командира.

Явившийся майор, начальник связи дивизии, мрачно посмотрел на петлицы Денисенко, где было на шпалу больше, чем у него. Пообещал сообщить, если его связисты найдут полки быстрее, чем делегаты от медсанбата, приказал своим людям освободить помещение и ушел. Связисты принялись выносить ящики. Делали они это с такой скоростью, будто собрались закончить как раз к взятию Берлина или хотя бы к отмене приказа.

Выделенных медсанбату построек все же было мало, особенно в ожидании больших боев. Пришлось восполнять тесноту палатками. Переданные из ППГ, добротные и крепкие, оказались с перепутанными растяжками. Колья с трудом входили в мерзлую землю. Денисенко опять сделался резок и недоволен. Само место, выделенное для расположения, ему категорически не нравилось: мало того, что от железной дороги близко, велик риск попасть под налет, да еще и с другими частями локтями стукаемся. Никуда не годится. Под горячую руку устроил разнос начхозу. "Не вижу порядка, не вижу! — гремел его низкий бас. — Где указатели, куда вы эвакуационное хотите засунуть? Табор у вас получился!"

Денисенко обошел все расположение, раздал указания, одну из больших палаток ставил сам, проследил, какие из железных печек там установили, приказав еще взять от разбитого склада кирпичи и обложить ими, чтобы лучше сберегалось тепло. Трижды повторил про пикетаж, без которого в этой толчее да еще в тумане никак нельзя [*То есть, о необходимости выставить посты, направляющие прибывающий транспорт]. Чуть стало светать, отправили на поиски полковых медпунктов трех лучших наездников. И, как всегда в первый день после любой смены расположения, прибывающие подводы с ранеными приготовился встречать лично.

В последний час перед рассветом от реки наполз густой стылый туман, пахнущий горелой резиной и разрывами. От него воздух сделался похож на клейстер, замешанный на пороховой гари. Из этой сырети сперва послышались голоса, кто-то безуспешно искал санроту, которая: “Вот же здесь точно должна быть!” И лишь потом проступили фигуры. Несколько ходячих раненых, опиравшихся друг на друга, и носилки. Три человека в три носилочных лямки тащили их на себе: в середине впряглась как в оглобли девушка-санинструктор, по бокам — двое легкораненых, у одного левая рука на перевязи, у второго — обе и тащить он помогал только на перекинутой через шею лямке. Позади — еще двое, у одного из-под шапки виднелся бинт, другой тяжело хромал. Если они искали санроту, сколько же они так шли? Пять километров? Десять?

— До санроты вам теперь далеко, до медсанбата в самый раз, — отвечал Денисенко. — Пришли, товарищи, главное, что по адресу.

— Как в медсанбате? Это мы уже в тылу?! — от отчаянья девушка даже про усталость забыла. — В батальоне хватились уже небось!

— Раненых вынесли, с оружием вышли. Никто ничего вам не скажет. Какой полк?

Санинструктор едва устояла на ногах, когда санитары забрали у нее носилки. Но собралась с силами, вытянулась, назвала полк, подняв к ушанке сведенную от мороза в клешню в трехпалой рукавице ладонь, представилась по уставу:

— Санинструктор Глебова. И со мной пять человек. У лейтенанта осколочное в грудь. Пневмоторакс.

— Лейтенанта — сразу на стол, принимай, Алексей Петрович. Остальных на сортировку и согреть.

Девушка склонилась над носилками, сказала негромко и ласково:

— Все хорошо, товарищ старший лейтенант, пришли. В медсанбате мы. Сразу к хирургу попадете.

Лейтенант, молодой еще, с острым, очень бледным лицом с жесткой полоской усиков, казалось, был без памяти. Но на ее голос открыл глаза сразу.

— Зоя, отставить. Кто здесь командир? — голос его был очень тихим, но настолько требовательным, что Денисенко подошел.

— Запишите. И сразу передайте в штаб, — слова давались лейтенанту с трудом. — Немцы оставили против нас заслон. Батальон, много — два. Возможно, даже румыны. Сами, силой до полусотни танков и не менее двух батальонов пехоты, свернули на северо-запад. Вы меня поняли? Надо передать немедленно!

— Так точно, передать в штаб: противник отошел, оставив заслон. Силой до пятидесяти танков переместился к северо-западу, — поневоле Денисенко повторял его слова в тех самых мягких и осторожных интонациях, как привык говорить с больными.