Я знала, что дети привязываются к домашним животным, хотя эту лоснящуюся собаку сложно было назвать ласковой и отзывчивой. Она признала сына, иногда позволяла Захару кормить ее, а меня, видимо как прямую угрозу своей персоне, по прежнему не переносила на дух. Лишь изредка она подходила и утыкалась своим холодным носом в мою ладонь, потом скалилась и больно прикусывает пальцы.

Да, Даве нужен друг, когда мы уедем. Если… нет, все-таки когда… мне стоит быстрее смирится с этой мыслью иначе отношение Захара ко мне и эта непрошенная, нагловатая, незамысловатая нежность и напор просто сведут с ума.

– Мам, ты будешь читать?
– Давид осуждающе посмотрел на телефон у меня в руке. Даже с самым низким уровнем яркости он все равно раздражал своим светом.

– Прости, малыш. Хочу глянуть новости, засыпай, а я пока посижу в зале.

Половицы скрипели под босыми ногами, когда я кралась в сторону большой комнаты. Первым делом я осмотрелась - Захара здесь не было. Судя по нездоровой тишине в доме, он либо спал, либо уехал в свой дурацкий лес.

И пусть.

Пусть едет куда подальше и не появляется больше в нашей с Давидом жизни!

Всхлипнув, я посильнее укуталась в плед и, подобрав ноги под себя, уткнулась в телефон.

Диван здесь такой мягкий, что я уже плыву. Барахтаюсь как в детстве, когда папа учил меня плавать. Неловко и смешно загребая воду вокруг себя, разводя руки, сгибая ноги. Тело сводит не то от холода, не то от опаляющего кипятка. Перепад такой, что становится больно физически.

Мне нужно думать о сыне, но почему-то вдруг стало некогда.

Я почти сломана. Это не Горин сломал меня, он просто не может сделать это. В Захаре нет злости, которая так и кипела в моем бывшем муже. Поневоле я до сих пор их сравнивала.

Зачем? Для чего? Сама не знаю. Видимо, чтобы в очередной раз вспомнить, что нельзя мне заводить отношения. Рана… или раны…которые не затянулись не смотря на время.

Телефон больше не занимает меня. В доме наконец наступила тишина. Пугающая, почти мертвая. Я замираю. Сидя на диване в гостиной, где мы недавно с ним смотрели фильм не могу пошевелиться.

Вокруг неестественно тихо, как в вакууме.

Я ничего не делала, но так устала снова и снова прокручивая в голове слова Нины о том какой Горин популярный, какой он бабник, какой превосходный образчик мужчины, что стоит ему только поманить пальцем, как любая прибежит и будет готова служить.

Я уже знала одного такого.

Тигран манил женщин и те шли. И я пришла. На мне, казалось, он должен был остановиться, но нет, ему было мало.

Ноги ватные, не могу сейчас заставить себя встать, поэтому остаюсь здесь. Смяв мужской свитер, кладу на него голову, как на подушку и растекаюсь по дивану. Пахнет Захаром. Так хорошо, но почему то тревожно.

Я просто немного полежу и напомню себе о том как на самом деле опасно доверять мужчинам. Привлекательным и сильным, тем, что кружат головы.

Прикрыв глаза вспоминаю о том, что так тщательно пыталась забыть.

Свое прекрасное свадебное платье, кипенно белую фату, собранные в скромный пучок волосы и обещание мужа любить, уважать, защищать меня, держать за руку, когда мне страшно. День, когда Давид появился на свет и день, когда Тигран привел нас в наш новый дом - огромный особняк - вычурный, статусный, претенциозный.

Смотрю словно со стороны как будто в замедленной съемке свою прошлую жизнь. Из угла в угол снуют его сестры, которые кажется за весь наш брак мне и доброго слова не сказали, а если и было, то исключительно на приемах и под взглядом со стороны.

Поднимаюсь по лестнице на второй этаж, чувствуя как босые ступни приятно холодит дорогой итальянский мрамор - особенная гордость мужа. Помню как по этой самой лестнице он спускался с Любой Фроловой, как гранатовыми кровавыми каплями переливалось колье на ее шее.

Она больше не улыбается. У нее мертвецки серая кожа, осоловелый, пустой взгляд и слишком явно выступающие кости и суставы. Некрасиво. Она не была красивой и я никак не могла понять, что Исмаилова так привлекло в собственной помощнице.

Иду по второму этажу, мимо кабинета бывшего мужа, мимо детской и до нашей спальни. Внутри ничего не изменилось. Кровать, гардеробная, выход в ванную и огромное зеркало. На мне одежда, но в отражении я вижу себя без нее. Тело в синяках, ранах, побоях. Провожу пальцами по губам, сухим и потрескавшимся. Отражение злорадно улыбается, а по щеке катится огромная слеза.

За моей спиной стоит Тигран.

Зажмуриваюсь и трясу головой. Нет. Нет. Он умер. Его нет, это просто иллюзия.

Страшно так, будто в легкие насыпали песка и я пытаюсь его из себя исторгнуть.