Миха, будто загипнотизированный, протянул руки и обхватил ладонями идеальные полушария — упругие и бархатистые, — обвел большими пальцами сразу возбужденно поднявшиеся соски и даже заскулил восторженно.

Долгих прелюдий не получилось: Ильзе, кажется, не терпелось даже больше, чем самому Михе. Она наклонилась, прижалась, ухватила Миху за волосы, запрокидывая ему голову назад, впилась вампирским поцелуем в открывшуюся шею, а потом вдруг сползла вниз, на пол.

Вжикнула молния, возникли смутные мысли о душе, но исчезли так же быстро (о да!), как штаны вместе с трусами с задницы.

— Я потный…

— Я тоже.

— Ты-то пахнешь сладко, а я…

— А ты, Миш, пахнешь мужчиной, которого я очень сильно хочу. Так что давай уже заканчивай стесняться. Где у тебя презервативы?

Вынужденная пауза пошла на пользу. Пока Миха, голый и возбужденный до крайности, наверняка смешно размахивая каменно стоящим членом, бегал на кухню, где один из шкафов был отдан под аптечку, а после все-таки в ванную, чтобы помыть себя хотя бы в стратегических местах, ощущение, что он кончит примерно через миллисекунду, немного отступило…

И, блин, тут же вернулось, когда Ильза обхватила, притянула, встречая поцелуй так, будто он был последним в ее жизни… В итоге все вышло так быстро (сука!), но так ярко, что Миха после не сразу обрел себя в пространстве и во времени. Лежал, вздыхал с пристоном, тискал в ладонях стройное, даже худощавое, но при этом все равно мягкое и податливое тело под собой и ни о чем, вот вообще ни о чем не думал.

Благодать-то какая, Господи!

Он бы, наверно, так и остался лежать, глупо улыбаясь и чувствуя, как успокаивают свой ритм сердца — его собственное в груди, и Ильзы под Михиной ладонью, — но захотелось пить.

— Вода — это прекрасно, — задумчиво откликнулась Ильза, и в итоге еще через полчаса они оба сидели в наполненной ванне, рядом с которой на табуретке стояла торопливо откупоренная бутылка белого вина, хранившаяся у Михи в холодильнике на всякий такой вот случай.

Правда ему и представиться не могло, что будет он настолько «таким», а женщина в объятиях — особенной, желанной, любимой… Кажется, действительно любимой!

Сказать? Вот прямо сейчас решиться и сказать?.. Но в этот самый момент Ильза извернулась и вновь полезла целоваться, а Миха — серьезный мужик почти сорока лет, отец взрослой дочери (заразы такой!), цельный Михаил Иванович, господин свет Быстров, самец и вообще молодец, — вдруг забздел, как подросток. И в итоге промолчал, свернув на ту дорожку, на которой чувствовал себя куда более уверенно: стал интересоваться состоянием отбитого плеча, на которое Ильза жаловалась у Левши в мастерской.

??????????????????????????Но та лишь отмахнулась, заявив, что до свадьбы заживет и вновь потянулась за поцелуем. Неудивительно, что у Михи снова встал. Это привело Ильзу в полный и безоговорочный восторг. Она сначала тискала яички, гоняла «шкурку» по члену, вздыхала и все время поглядывала на Миху, будто стремилась не пропустить ни одной реакции на свои действия. Ну, а после заставила его разместиться голой задницей на скользком бортике и взялась за дело уже всерьез: намыливала, теребила, дула так, что с напряженной головки с стороны летели мыльные пузыри… А потом ополоснула неожиданно холодной водой, из-за которой Миха взвыл, а после обхватила губами, вобрала в нежный жар рта, вновь поглядывая вверх из-под длинной косой челки.

— Это какое-то садо-мазо, — простонал Миха, теряя связь с реальностью.

— Если садо-мазо, то должно быть стоп-слово. После которого сразу понятно: всё, не надо, нельзя, — Ильза засмеялась и подула Михе на чувствительную головку, чтобы после снова обласкать ее губами.

— И какое будет у тебя стоп-слово? — Миха смотрел и млел: эти губы, господи…

— У меня? Ну пусть «гусь»… М-м-м… Нет. Гусь-хрустальный. Разлетелся мой бедный «Гусь», словно стекляшка…

Ильза помрачнела, и Миха заторопился, желая отвлечь ее от дурных мыслей:

— А у меня, знаешь, наверно, для тебя стоп-слов нет. Вообще.

— Почему?

И Миха все-таки решился: сказал, что любит. Любит, кажется, с первого взгляда, хоть и понял это, дебилушка, не сразу. Ждал в ответ… Да бог его знает, чего он ждал, но только не того, что Ильза, помрачнев еще больше, негромко скажет:

— Пойдем в кровать, Миш.

— Погоди… Я же…

— Пойдем. И потому, что уже скоро утро. И потому… Потому, что я себе не прощу, если мои проблемы коснутся еще и тебя.

Ильза уснула, забавно подсунув Михе под бок сложенные лодочкой, одна к одной, ладони. Сначала вздрагивала, вертелась, вздыхала неспокойно, но в конце концов уткнула нос в подушку, а ладошки — под Миху и угомонилась, задышала ровно.

А вот Михе не спалось. Он все-таки сумел дожать и разговорить Ильзу и теперь точно знал: это она была за рулем того суперкара.

— Это я, Миш, та дура, которая нажралась вусмерть… Мне сказали: водки, да еще и колес… Нажралась, а потом села за руль. Я! А значит, и мне отвечать за содеянное. И оправдывать я себя не буду. Нет мне оправдания! Хоть и случилось тогда, ну, перед аварией, раньше, но накануне, очень поганое у меня. Не хочу вспоминать! Не хочу, чтобы и ты… — тут она замолчала и полезла из кровати, явно собираясь предпринять что-то, сейчас абсолютно ненужное. Например, одеться и уйти.