— Пообещайте, что замолвите за меня словечко перед заведующим, когда снова смены перераспределять начнут.

Миха в ответ только вздохнул. Что сказать? Могла и чего посерьезнее просить, а тут — смены, блин! Они были вечным камнем преткновения у младшего медицинского персонала, так что Миха, испытав что-то похожее на облегчение, требуемое пообещал, а после, не удержавшись сыронизировал: уточнил, хватит ли одного его слова, или Тоне еще что-то надо в подтверждение — расписку там или клятву на крови. Она, прижимая руки к груди, сказала, что в Михиной честности и добропорядочности не сомневается, а потом просто села на стул напротив и принялась рассказывать.

Говорила она взволнованно, периодически сбиваясь, теряя мысль и по-прежнему отводя от прямого Михиного взгляда глаза. Стыдно, что торганула инфой? Или что? Одно было точно ясно: чем дальше Миха слушал, тем поганей все выглядело.

Нет, авария действительно была, и покореженная остановка с впечатавшимся в нее суперкаром тоже, и Ильза в машине была одна, а вот в остальном…

— Понимаете, Михаил Иванович, я потом, когда статьи те увидела с фотографиями, так удивилась. Там же все было не так. Эти фотки с рыдающими мамашами и ранеными детьми… Ну, они реальные, я даже их нашла в сети, но, понимаете, они с другого, более давнего происшествия. Девчонки со Скорой мне потом даже сказали с какого и где дело было. Так что кто-то просто использовал их в своих целях. И это совершенно точно. Я своими глазами видела, что на остановке, в которую влетела та спортивная машина, никого не было. Ночь ведь глубокая. Толпе там просто неоткуда было взяться. И пострадавшая имелась одна: та самая моделька, которая так и сидела в машине на водительском месте и при этом была совершенно никакая. Только мычала. А потом блевать принялась. Всю машину нам обгадила, пока довезли. Было похоже на сотрясение мозга, но кто там что разберет вот так, без соответствующего обследования? Особенно с учетом того, что у нее промилей было выше крыши.

— И наркоты… — проворчал себе под нос Миха, вздыхая.

— Нет. Проверяли, но в это смысле она была вполне чистенькой. Никаких маркеров в крови.

Это было странно, ведь Ильза говорила про какие-то колеса… Но ведь действительно куда логичнее верить не рассказам, которые скормил некто самой Ильзе, и даже не журналистским побасенкам, а результату теста, врать про который фельдшерице Тонечке вообще нет никакого смысла.

— Понимаете, она еще все время засыпала. Ее гаишники допросить все по горячим следам хотели. Трясли, а она как кукла ватная. Глаза разлепит, промычит что-то — и снова засыпает. В общем, это уже чисто мои домыслы, но, хоть наркоты тест не показал, я бы ее кровь на другие вещества проверила. Не в одном только алкоголе там дело было.

— Что ж, спасибо, — Миха поднялся со стула. — С заведующим о вашем графике я, как и обещал, поговорю…

— Простите, — Тоня вдруг снова прижала руки к груди. — Сказала вам это и сразу же пожалела.

— Ничего. Я понимаю. Если еще что-то вспомните…

— Конечно! Сразу же позвоню. И… спасибо вам.

— Пока не за что, — думая уже совсем о другом, отозвался Миха.

Значит, вот оно как. Алкоголь и, вполне вероятно, что-то с мощным седативным эффектом? А потом сразу за руль? Интересно девки пляшут. Еще б узнать под чью дудку…

«Может, у Германа получится выяснить?»

Частичный ответ на этот невысказанный вопрос был получен ближе к обеду: Герман позвонил уже с другого номера, говорить опять ничего не стал, но забился на встречу в «Агрегате».

— Только рано не смогу, у меня тут у самого одна маленькая проблемка на голову упала. Давай часиков в одиннадцать. Идет?

— Как скажешь, — тут же откликнулся Миха, прикидывая, что еще и домой заехать успеет.

С того самого момента, как благодаря Тоне стало ясно: никаких детей и их мамаш Ильза на той клятой остановке не сбивала, с души словно камень свалился. Тяжесть, которую Миха вроде бы и не чувствовал, теперь взяла да и исчезла, подарив замечательную легкость. Нет, сказать, что Миха после просто-таки витал в облаках, было никак нельзя, но зато как светло и приятно теперь мечталось об уже знакомом: как он возвращается домой, а его там ждут. И встречают.

Он, дебилушка великовозрастный, даже на пути домой в цветочный магазинчик заехал и купил коротенький толстый букетик каких-то лютиков, по размеру как раз годный для того, чтобы поместиться в боковой кофр.

Вот только никакая Ильза со своим протяжным «Ми-и-иха», улыбкой и раскрытыми объятиями ему на встречу не вышла…

Миха поставил букетик в банку с широким горлом из-под купленных когда-то маринованных огурцов, которая после прижилась в доме для разных хозяйственных нужд, помыл руки, приготовил поесть, поужинал в привычной тишине своего холостяцкого жилища…

Нет, если честно, тот факт, что Ильзы на диване в гостиной или уж тем более в Михиной кровати не обнаружилось, был вполне предсказуемым, потому что и дозвониться до нее Миха за весь день так и не смог. А пытался ведь! Сначала оправдывая свою настойчивость желанием узнать подробности того, что случилось на финише гонке, после которой Ильза полетела на асфальт. Потом еще и желая к этому добавить то, что должно было серьезно облегчить Ильзе муки совести: что кто-то, кто и показал ей те самые фотографии с ранеными детьми, ее жестоко обманул…

Но Ильза трубку так и не взяла. Почему? У нее какие-то новые, еще более серьезные проблемы? Или она просто заметила, что Миха хозяйничал в ее телефоне и обиделась? Могла, что уж. Так себе поступок-то, хоть и совершенный из самых лучших побуждений.

Утешало, что и оставленных ей Михой ключей от квартиры нигде не наблюдалось. А ведь замок был таким, что дверь-то и просто захлопнуть получилось бы. Миха уговорил себя считать это хорошим знаком, но позднее, когда отправился на встречу с Германом, за свои надежды жестоко поплатился: выглянувшая на лестничную площадку соседка протянула ту самую связку, сообщив, что «девушка просила передать», и тут же ввинтив в Миху вопрос, будто бур в больной зуб без наркоза: